Обнажённый Бог: Феномен
Шрифт:
— Но не без перемен. Эденизм изменится. Они наверняка изменят свое отношение к религии.
— Сомневаюсь. Они смотрят на потусторонье как на доказательство своего взгляда на духовность. Они утверждают, что духовности нет, что все имеет естественное объяснение, каким бы мрачным оно ни было. И утверждение Латона, что эденисты не будут заперты в потусторонье, еще больше укрепляет их в своей правоте.
— Тогда что же ты предлагаешь?
— Не знаю. Возможно, ничего, разве только — начать
— А! Теперь понимаю, зачем тебе так хочется этого ребенка. Ты собираешься основать новую цивилизацию. Народ с сродственной связью, но без эденистских взглядов.
— Больно громко это звучит: основать цивилизацию. Я не настолько амбициозна.
— Ты Салдана. Твоя семья однажды уже сделала это.
— Да, но ведь у меня всего одно чрево. Я не могу родить целую расу.
— Есть разные способы. Суррогатные чрева. Люди, которым нравятся перемены. Вот посмотри, как много молодежи кинулось на призыв Киры Салтер, каким бы извращенным он ни был. Можно основать новые обиталища.
Иона улыбнулась.
— И это тебя волнует, да? Я и не догадывалась, что ты можешь быть таким энтузиастом.
— Я заинтригован, не отрицаю. Я никогда не задумывался о будущем. Всю жизнь я занимался человеческими делами да Леймилским проектом.
— Хорошо, придется подождать, пока кризис не закончится, а потом обдумаем дальнейшие действия. Однако это перспектива, да? Создать первую цивилизацию пост-одержания, которая преодолеет смешное адамистское предубеждение против биотехнологии. Мы можем взять лучшее из обеих культур.
— Ну вот, теперь ты говоришь как настоящая Саддана.
Лука Комар натянул вожжи и спешился. Был полдень, и люди потянулись с полей, чтобы отдохнуть немного. Он их не осуждал: та еще жара. Для Норфолка очень неестественно.
День за днем максимальная летняя температура, яркий свет и горячие ветры, а по ночам дожди. В результате — непереносимая влажность. Он боялся, что для местных растений погода окажется губительной. Обычно в конце лета дожди усиливались, а жара отступала. Неизвестно было, как среагируют растения на отсутствие красного света Герцогини. Пока явной болезни не видно, но он все равно беспокоился.
Зато злакам эта погода была явно по нраву. Такими здоровыми он никогда их еще не видел. Урожай будет замечательный, и обстановка потихоньку становилась нормальной.
И это можно было заметить по общему настроению. Во взаимоотношениях появилась небывалая сердечность. Люди ухаживали за домами, поддерживали чистоту, причем хотели этого, старались для себя, а не для соседей.
И Брюса Спэнтона с его шутовской командой не видно. Хотя Лука слышал, что он появлялся в южной части Кестивена, наводя страх на приличных людей. Так что, если бы не эта проблема, жизнь можно считать спокойной и приятной.
«Вот как? И ты намерен жить так квинтиллион лет?»
Лука потряс головой для обострения восприятия. К нему направлялась одинокая фигура. Она воткнулась в спокойный ход мыслей, словно заноза. Хотя, казалось, и не спешила, не нервничала. Угрозы, вроде Спэнтона, не представляла. И в то же время здесь было что-то необычное. А что — непонятно.
Пока не прозвучал обеденный колокол, Лука послал Джохана на разведку. Новенькие к ним все еще приходили. Умелому человеку работа всегда найдется.
Незнакомка находилась сейчас в полумиле от них. Ехала в какой-то повозке. Лука нахмурился. Цыганская кибитка. Зрелище было приятное, будило старые воспоминания. Молодым девушкам нравилось его внимание, они кокетничали с ним напропалую. Вспоминал их тела, охотно ему отдававшиеся в высокой ржи, на уединенных полянах. «Год за годом я убеждался в собственной мужской силе.
Я?»
Он набросил вожжи на металлическую ограду и нетерпеливо зашаркал ногами. Возница, должно быть, почувствовала его настроение, но лошадь, большая и крепкая, шла все так же неспешно. Лука разглядел это, когда она была в двухстах ярдах от него. Пегая шкура заляпана грязью, длинная грива спутана. Лука подумал, что она могла бы тащить кибитку вокруг света без остановки.
Она шла, а Лука нервничал. И отходить в сторону не стал, хотя огромное животное шло прямо на него. В последний момент сидевшая на месте возницы женщина тихонько цокнула и натянула вожжи. Кибитка остановилась, тихонько покачиваясь на тонких колесах. Кармита поставила ее на тормоз и спрыгнула на землю. Лошадь заржала.
— Приветствую, — сказал он. И вздрогнул: на него наставилось двойное дуло ружья. Который раз цыганка пожалела, что отдала Луизе Кавана свою пневматическую винтовку.
— Меня зовут Кармита. Я не такая, как вы. Не одержатель. Это проблема?
— Ни в коем случае!
— Хорошо. Поверьте, я сразу узнаю, если это станет проблемой. У меня способности, почти как у вас, — и устремила на него пристальный взгляд. Брюки Луки, пониже поясницы, вдруг стали чрезвычайно горячими.
Он крутанулся на месте, лихорадочно захлопал по ткани руками… ткань уже дымилась.
— Черт побери!
Кармита притворно улыбнулась. В мыслях его царил хаос, перед цыганкой поплыли цветные струи.
— Я могу их прочитать, — радостно сказала она. Ощущение жара прошло, Лука выпрямился, приняв достойную позу.
— Как вы… — челюсть его медленно двигалась. — Кармита? Кармита!
Она вскинула ружье на плечо и отвела от лица выбившиеся пряди.
— Вижу, ты меня вспомнил. Проведенную со мной ночь не забыл ни один мужчина.
— Э… — Лука покраснел.
Воспоминания и в самом деле были сильными и колоритными. Припомнилась плоть под его руками, запах пота, восторженные вздохи. Он почувствовал эрекцию.
— Успокойся, парень, — пробормотала она. — Как ты теперь себя называешь?
— Лука Комар.