Обольщение красотой
Шрифт:
— Это совсем другое дело. Мы сплетничаем, чтобы пролить свет на страсти и слабости, а не для того, чтобы разрушить чьи-то жизни. — Леди Эйвери встала. — Мистер Таунсенд уже мертв, а бывшая миссис Истербрук стала герцогиней Лексингтон. Столь огромное везенье не уменьшится от нескольких сочных деталей, которые мы решим поведать общественности. Пойдем, Грейс, мы слишком долго докучали герцогу. Всего хорошего, сэр, мы сами найдем дорогу.
— Постойте, — сказал Кристиан. Его дыхание сбилось, сердце неровно стучало в груди. Имя Лексингтонов могло защитить Венецию от остракизма, но не могло избавить от пытки, которую приготовила для нее эта парочка. Венеции придется пережить худшие моменты жизни, пока высший свет
— Если вы действительно ищете правду, и если вы и в самом деле придерживаетесь собственного кодекса чести, я готов рассказать вам некоторые вещи, которые вы нигде больше не узнаете. В обмен попрошу, чтобы вы отказались от дальнейших попыток доставить герцогине неприятности.
Сплетницы переглянулись.
— Мы не можем ничего обещать, пока не услышим, что вы расскажете. В конце концов, мы работали на нашу репутацию более четверти века. Мы не можем закрыть глаза на такой урон за незначительное признание.
Незначительное признание! Неужели его откровения могут быть оценены так низко? Вполне возможно. Эти особы по горло погрязли в человеческих слабостях и пороках. То, что для него является глубоко личной драмой, может находиться в самом низу их шкалы по степени скандальности.
Но у него нет выбора. Его опрометчивые слова уже причинили достаточно бед. Хватит.
Ноздри сплетниц раздулись. Устремленные на него взгляды были взглядами двух стервятников, терпеливо ожидающих, когда можно будет приступить к трапезе. От мысли, что придется обнажить душу перед подобными особами, Кристиану чуть не стало дурно.
Он схватился за спинку стула, стоявшего перед ним.
— Я влюбился в свою жену десять лет назад, когда она еще была миссис Таунсенд.
Сплетницы снова переглянулись. Леди Эйвери села.
Кристиан так стиснул спинку стула, что побелели костяшки пальцев. Он заставил себя разжать руки.
— Это было… непросто. Не только потому, что она казалась счастливой в браке, но и потому, что мои чувства были всепоглощающими… неподвластными моей воле. А затем я столкнулся с Таунсендом. И он сказал то, что сказал. Нет нужды повторять, как я истолковал последующие события. Чего я не сказал на лекции, так это того, что отвращение и гнев не избавили меня от одержимости. Пусть помимо воли, но я оставался в рабстве у ее красоты. В последующие годы я прилагал все усилия, чтобы наши пути не пересекались. Но пришло время исполнить долг перед семьей и жениться. Это означало, что мне придется провести в Лондоне светский сезон. По мере его приближения, меня начали одолевать сомнения. Власть миссис Истербрук надо мной оставалась неизменной. Я не был уверен, что мои принципы достаточно сильны, чтобы противостоять этому наваждению, если наши пути снова пересекутся. Годы сопротивления могли пойти прахом от одной-единственной встречи. На той лекции, в Гарварде, мои мысли пребывали в смятении. Мне удалось прочитать лекцию, но, когда начались вопросы, я не сдержался. В тот момент я думал только о том, чтобы укрепить свою решимость, но вскоре понял, что допустил огромную бестактность. Я утешил себя мыслью, что нахожусь в трех тысячах миль от дома и моя американская аудитория не знает, о ком я говорю. Как вам хорошо известно, оказалось, что это не так. С тех пор у меня появились основания пересмотреть свое мнение о миссис Истербрук. Как выяснилось, я очень сильно заблуждался относительно нее. Даже если бы я не знал, как она выглядит, я все равно считал бы ее прекрасной. Я…
Дверь гостиной отворилась, явив красивейшую женщину в мире, облаченную в дорожный костюм песочного цвета.
— Кристиан, — сказала она. — Я знаю, что…
Она осеклась, увидев леди Эйвери и леди Соммерсби. Ее глаза сузились, тон стал ледяным.
— Я не знала, что у нас посетители.
Она являла собой герцогиню до кончиков ногтей.
— Полагаю,
— Не уверена, что имела такое удовольствие.
— Мистер Грант приходится племянником моему покойному мужу… прекрасный молодой человек и очень близкий нам.
Венеция надменно приподняла брови.
— Вот как?
— И знаете, что мы недавно узнали от мистера Гранта? — продолжила леди Соммерсби с дьявольским блеском в глазах. — Что герцог был влюблен в вас, мэм, в течение десяти лет. В свете последних событий, я убеждена, что он затеял все это представление с единственной целью привлечь ваше внимание.
Чашка леди Эйвери звякнула. Кристиан разрывался между тихим ужасом и желанием кого-нибудь убить. Неужели именно этого он добивался? Заставить Венецию обратить на него внимание? Заинтересовать, не унижаясь до ухаживаний?
Он попытался возразить. Но его язык, казалось, распух до размеров, не только затруднявших речь, но и перекрывавших доступ воздуху. Кристиан задыхался.
Жена бросила в его сторону недоверчивый взгляд. Затем повернулась к леди Соммерсби.
— Объяснитесь.
— Вы — единственная женщина, которую он всегда желал. Устроив эту бурю в стакане воды, его светлость легко поставил вас в неудобное и уязвимое положение, мэм. Отличный повод, чтобы выручить вас из неприятной ситуации?
— Блестяще, моя дорогая, блестяще, — промолвила леди Эйвери. — Теперь все обретает смысл.
— Не хотелось бы прерывать ваши восторги по поводу собственной проницательности, — заявила Венеция, — но что за чепуха? Герцог никогда даже не думал обо мне, пока не поговорил с мистером Таунсендом, да и потом вспоминал нечасто.
— Прошу прощения? — воскликнули хором обе сплетницы.
— Мистер Таунсенд был ужасным мужем, но его светлость не знал об этом. Вряд ли его можно винить в том, что он поверил мистеру Таунсенду на слово. И почему бы в ответ на прямой вопрос ему не воспользоваться историей мистера Таунсенда в качестве назидательного примера? В конце концов, внешность обманчива. — Она глубоко вздохнула. — А теперь мы переходим к той части истории, которую вы, леди Эйвери, не раскопали, хотя и следовало: я была на той лекции.
Леди Эйвери ахнула.
— Вы шутите, мэм.
— Отнюдь. Спросите любого. Мисс Фицхью собирала материал для статьи о выпускницах Рэдклиффа, и мы с леди Фицхью сопровождали ее в Америку. Можете себе представить нашу реакцию на обвинения герцога. Мисс Фицхью сожгла бы его владения, будь у нее такая возможность. Но у меня возникла идея получше. Я решила, что заставлю герцога заплатить его сердцем. С этой целью я купила билет на «Родезию».
Леди Соммерсби вскочила.
— Вы были таинственной любовницей герцога?
— Наконец-то вы догадались, — с холодной иронией заметила Венеция. — Мои планы, однако, пошли наперекосяк. Герцог, уверена, наслаждался собой. А вот я влюбилась. В нем есть все, что восхищает меня в мужчинах — и намного больше, если вы понимаете, что я имею в виду.
Глаза леди Соммерсби стали размером с яйца. Кристиан потрясенно молчал. Жена не обращала на него никакого внимания.
— Я была отчаянно влюблена, но не могла приблизиться к герцогу. Встреться мы в Лондоне, он заставил бы меня снять вуаль. Можете представить себе эту сцену. Но я следовала за ним по пятам: в Музей естественной истории, в отель «Савой», где мы должны были обедать вместе в честь его дня рождения. Когда разразился скандал, герцог пришел мне на помощь — несмотря на его мнение о моем характере. Он танцевал со мной, повез меня кататься в парк, но этим наше общение и ограничилось. Герцог не собирался продолжать знакомство. И если мы поженились, то только потому, что я обнаружила, что нахожусь в деликатном положении.