Обольститель Колобашкин
Шрифт:
Скрежет. Наступает тишина.
Ивчиков. Что это значит?
Колобашкин. Это значит, твое «Сказание» сочинили в девятнадцатом веке. (Мстительно.) Доволен? Ивчиков. То есть как — в девятнадцатом?
Колобашкин. Отстань! Не знаю! Кончилась энергия!
Ивчиков. Нет, ты понимаешь, что ты говоришь? Выходит… «Сказание» — подделка?
Колобашкин. Иди ты к черту! Бедный Колобашкин! Мечты…
Ивчиков. А как же архив? Как же Пивоваров теперь?
Колобашкин (завопил). Опять —
Стук сверху — в потолок. Голос: «Вы что, с ума там посходили?!»
Ивчиков. Соседи проснулись. (Выдергивает выключатель МАДАФ) грохот.
Что это?
Колобашкин (в отчаянии шепчет). Болван, Бургундский герцог опять упал с коня!
Голос из-за стены : «Три часа ночи. Хулиганье! Мы позовем милицию!»
Атас! (Бросается к окну. Ивчиков за ним)
Ивчиков. Забыли машину! (Бросается к МАДАФ)
Колобашкин. Не трогай. Она раскалена.
По комнате, гремя латами, распевая церковные гимны, идут крестоносцы. Мимо них с дубинками бегут первобытные люди, Ивчиков в ужасе застывает, глядя на эту вакханалию.
(Печально) Дефект выключения… Остывая, она захватывает разные времена.
Стук в дверь. Голоса: «Откройте!», «Откройте!».
(Прыгает на подоконник и вдруг застывает.) О боже!.. Там, у парадного… Кира Ивановна.
Ивчиков. Прыгай быстрее. Умоляю!
Входная дверь содрогается от ударов. Голоса: «Не уйдете, хулиганье проклятое!»
Колобашкин. Счастливец! Она пришла к тебе. (Прыгает вниз. За ним — Ивчиков .)
Хор крестоносцев, распевающих церковные гимны. Сражаются дубинками первобытные люди. С криком: «Я изобрел порох!» — пробегает человек в мантии ученого. Маркиз с маркизой танцуют менуэт.
В затемнении — все заглушающий хор крестоносцев.
Часть вторая
Прошло время. Ивчиков и Кира Ивановна живут теперь вместе. Кира собирается на работу Ивчиков сидит за столом, что-то пишет.
Ивчиков (не оборачиваясь, спиной). Тебе хорошо?
Кира. Мне хорошо.
Ивчиков (привычно, без выражения). Мне — очень хорошо! Хотя сегодня у меня тяжелый день: экскурсия придет с ткацкой фабрики. Знаешь, мне кажется, все вокруг нам завидуют. Но хорошо, по-доброму завидуют. (Пишет)
Кира (себе). Какая у него удивительная спина.
Ивчиков. Забыл позвонить на работу. (Вскакивает из-за стола, направляется к телефону)
Кира (поворачивается, но вновь видит только спину). У него просто восхитительная спина! Как я ее раньше не замечала?
Ивчиков. Не подходят. (Вешает трубку, возвращается к столу)
Кира (повернувшись, вновь видит его спину). Просто гениальная спина. Сейчас он закончит писать, побежит на работу, и я вновь увижу эту
Голос Киры через репродуктор : «Внимание! Внимание! Внимание! Гражданка Бурмистрова! У касс вокзала вас ожидает муж. Вы его сможете узнать по зеленой шляпе на голове». Кира засмеялась.
Ивчиков (не поворачиваясь). Что ты?
Кира. Ничего. (Себе) Это говорящая спина. Она торгуется со мной. Она говорит: видишь, он сидит к тебе спиной и равнодушно бормочет какую-то чушь. А ты все равно должна быть довольной и ровной, то есть истинной женой. Сможешь? Ане то… Ну конечно! Смогу! Я полюблю эту спину! Я буду верной этой спине! При чем тут спина?.. Не надо! Ты понимаешь, в чем дело. Не хочешь понимать, но понимаешь: он уже не рад… точнее, не так рад. (Идет к двери)
Ивчиков (обернувшись). До свиданья!
Кира (усмехнулась, не оборачиваясь). До свиданья! Ивчиков. Я позвоню тебе с работы.
Кира уходит.
Как она недобро говорила! И вообще у нее стали какие-то подозрительные глаза. Она будто ждет каждое мое слово, чтобы его высмеять. Такое ощущение, что иногда она меня ненавидит.
В окне появляется Колобашкин.
Колобашкин (усаживаясь на подоконник). Извини, это я, чтобы разминуться с Кирой Ивановной. Не беспокойся, я подстелил газетку и не замажу твой свежевыкрашенный подоконник. (Усаживается) Ну, как мне тебя назвать? Никак не могу вспомнить героя мировой литературы, олицетворяющего семейное счастье. Вспоминаются только мифологические. Ах-ах-ах! Скоро появится тихий дом, куда меня будут приглашать пить чай в зимние вечера, когда на дворе пуржит. Ну, как — «остановись, мгновенье, ты прекрасно?».
Ивчиков. Д-да… конечно… Только…
Колобашкин. Уже есть «только»?
Ивчиков. Нет. Просто, видишь ли… она человек — красивый, сильный, но не очень добрый, что ли. Она все время почему-то нервна, когда все у нас так хорошо, так чудесно, мы ведь вместе.
Колобашкин (задыхаясь от смеха). А может быть, она несчастна?
Ивчиков. Что ты. Она красива. А красивые женщины не могут быть по-настоящему несчастны.
Колобашкин (закатывается). Ты ей все это сказал?
Ивчиков. Что ты! Что ты!
Колобашкин. А почему?! (Серьезно) Ладно, шутки в сторону. (Спрыгивая с подоконника.) Ты меня обманул. Вернее, не так — я обманулся в тебе. Я размышлял над нашей неудачей. Му-чи-тель-но. Я проанализировал сто шестьдесят возможных причин слабости твоего биотока. Я поставил одиннадцать экспериментов, я прочел массу литературы: Платона, Сартра, «Технику — молодежи» — и только вчера наконец я сказал себе: «Эврика!» Короче, вот в чем дело, друг мой Вольдемар: в твоей жизни не было борьбы, а с одной добротой нужный биоток не получишь. Для убедительности я процитирую: «То сердце не научится любить, которое устало…» — чего делать?