Обольстительница в бархате
Шрифт:
Правда, леди Глэдис Фэрфакс фыркнула, но на нее никто не обратил внимания – кому же захочется превратиться в объект кровной мести. С другой стороны, она ведь тоже недавно вернулась в Лондон после нескольких лет отсутствия. Ее, конечно, никто не забыл, как не забывают эпидемию чумы, например, или Лондонский пожар, или приступ водобоязни. [3]
– Merci. – Мисс Нуаро поблагодарила его вполголоса по-французски. Лисберн не услышал ее, а скорее ощутил сказанное, в такой близости к его груди она находилась.
3
Лондонский
– Je vous en prie, – с готовностью ответил маркиз. [4]
– Это была мгновенная слабость, – уже более отчетливо сказала Леони. – Вы можете опустить меня на пол.
– Уверены, мадам? – спросил Суонтон. – Вы раскраснелись, что неудивительно. Эта ужасная духота! Ни глотка свежего воздуха сегодня. – Он бросил взгляд на небо за окном. Все сделали то же самое. – А солнце! Оно палит, словно перепутало Лондон с Сахарой. Кто-нибудь, будьте так любезны, подайте мадам стакан воды.
4
Пожалуйста (фр.).
Мадам? Тут Лисберн вспомнил ее элегантную визитную карточку. На таких карточках портнихи, в особенности самые дорогие, именуются «мадам», вне зависимости от их семейного статуса.
Суонтон, оказывается, был знаком с ней. И ведь словом не обмолвился, подлец. Нет, подлость не в его характере. Скорее всего, им овладело очередное поэтическое вдохновение, и он просто забыл о мисс Нуаро, пока не увидел ее снова. Вполне типично для него.
Отец Суонтона погиб молодым при Ватерлоо, и тогда отец Лисберна принял мальчика в свой дом. Саймон стал ему старшим братом, его защитником и сохранял данное положение, пока Суонтон не стал Суонтоном.
– Милорд, вы слишком любезны, – сказала она. – Мне не нужно воды. Все в порядке. Это была минутная слабость. Лорд Лисберн, прошу вас, отпустите меня.
И начала изгибаться в его руках, что было забавно.
Будучи мужчиной отменного здоровья, у которого все части тела пребывали в рабочем состоянии, ему страшно не хотелось отпускать ее. Но так как последнее все равно пришлось бы сделать, Саймон решил продлить удовольствие и поэтому поставил девушку на пол с величайшей осторожностью, позволив ее телу проскользнуть вдоль своего, и не выпустил ее из объятий, пока она твердо не встала на ноги.
Прикрыв глаза, Леони тихо что-то сказала, потом снова открыла глаза. На губах заиграла улыбка, которая предназначалась только ему. Улыбка сияла, как и ее глаза. От двойного эффекта у Саймона даже немного закружилась голова.
– Мадам, если вы пришли в себя, может, позволите представить вам моих друзей? – встрял Суонтон. – Я знаю, они в полном нетерпении желают познакомиться с вами.
Джентльмены – да, вне всякого сомнения. Им только дай возможность завязать отношения
Но дамы? Они что, желают быть представленными хозяйке модной лавки?
Почему бы и нет, решил Лисберн. Три сестры Нуаро завоевали себе известность. Недавно он слышал о них в Европе.
Саймон заметил, как ее улыбка и сияющий взгляд буквально обворожили аудиторию.
– Вы очень любезны, милорд, – сказала она. – Я и так уже доставила много беспокойства. Дамы знают, где меня найти – здесь, за углом, дом пятьдесят шесть по Сент-Джеймс-стрит. А дамы, как вам известно, моя главная забота.
Договорив, Леони бросила взгляд на кого-то в толпе. На кузину Клару? Потом сделала реверанс и направилась к выходу.
Оставшиеся вновь переключили внимание на Суонтона, женщины, разумеется, сделали это первыми. Тот продолжал поэтизировать или романтизировать, или чем он там занимался, и все перешли к «Юности между Добродетелью и Пороком» Веронезе.
Однако Лисберн продолжал смотреть вслед мисс Нуаро. Ему показалось, что девушка еще нетвердо держится на ногах, что движется не так грациозно и естественно, как раньше. В начале лестницы она положила руку на перила и поморщилась.
Ей не удалось уйти быстро.
Леони услышала шаги за спиной. Она поняла, кто это, даже не обернувшись. Наверняка из-за того, что маркиз несколько минут назад страстно прижимал ее к себе, а потом в высшей степени неприличным образом поставил на ноги. Леони дрожала всем телом до сих пор.
Или, может, он сообщил о себе неким импульсом, посланным через все помещение, как это делают некоторые божества, оповещая о своем приближении необычными сполохами огня, волшебными звуками, неземными ароматами.
– Мне кажется, вам все еще больно, – обратился к ней Лисберн. – Позвольте, я помогу вам.
– Я надеялась исчезнуть незаметно, – сказала она.
– Это нетрудно. Все столпились вокруг моего кузена. Суонтон сейчас разглагольствует по поводу «Добродетели и Порока», и им кажется, что он скажет нечто особенное. – Продолжая говорить, маркиз завладел ее левой рукой, закинул ее себе за шею и обнял Леони за талию.
Она затаила дыхание.
– Вам, наверное, чертовски больно, – заметил Лисберн. – Я подумал, может, лучше осмотреть вашу лодыжку, прежде чем мы двинемся дальше. Вдруг вы пострадали намного серьезнее, чем нам кажется.
Если маркиз дотронется до ее лодыжки, Леони потеряет сознание, и не обязательно по причине медицинского свойства.
– Я просто подвернула ее, – сказала она. – Если было бы что-то серьезное, я сейчас сидела бы на ступеньке и рыдала от боли.
– Я могу нести вас на руках, – предложил он.
– Нет! – воскликнула Леони и добавила после паузы: – Благодарю вас.
Они начали медленно спускаться по лестнице. Она сделала усилие, чтобы отвлечься от присутствия рядом большого, излучающего тепло тела, поддерживавшего ее. Это было не так-то просто. Слишком долго она смотрела на Боттичелли, у нее перед глазами все еще оставались обнаженные мускулистые руки и ничем не прикрытый мужской торс.