Оборот третий. Яйца Нимиры
Шрифт:
— Вон он! — заорали высыпавшие на крыльцо школьники. — Вон туда удрал!
Моя решимость никогда не заводить в своём мире детей возросла и окрепла. Я ускорился, выскочил из кустов у дальней ограды и отсалютовал оттуда агентскими очками:
— Спецоперация! Ничего не бойтесь, возвращайтесь в школу и продолжайте занятия! Не забудьте запросить в стекольной мастерской скидку — оплату работ пусть запишут на счёт межмирового розыска. Всего доброго, успехов в учёбе! — и бодрым шагом двинулся по улице прочь.
Собирался затихариться где-нибудь поблизости и подождать Диану, но, озарённый внезапной мыслью, остановился.
Если
Так, Костя! А ну, стой.
Диана — Дианой, этот её ниндзя — ниндзей. У них там свои разборки, а ты пока включи простую человеческую логику и подумай.
Школа, судя по словам Дианы, была единственной ниточкой, которая вела к Сеприту. Есть, конечно, ещё домашний адрес, но что-то я с трудом представлял себе, как могут выглядеть родители ботаника-отморозка, и о чём с ними можно разговаривать.
То есть, это я не представлял. А вот директриса выглядела тёткой очень решительной, как и положено начальнице над сотней малолетних придурков. Она явно не из тех, кто закроет глаза на такую наглость ученика, как побег из школы. Это не считая прочих мелочей, вроде выбитого окна и того, что «мальчик мог разбиться, а мне отвечать». В моём мире, помню, учителей ничто так не выбешивало, как необходимость отвечать за идиотизм учащихся — и я их негодование, в общем-то, понимал. А следовательно, как должна поступить в текущей ситуации директриса? Правильно, постараться вызвонить родителей Серпита, или кого уж он тут себе завёл в качестве замены. Учится в школе — значит, несовершеннолетний. Значит, по законам любого мира, должен существовать кто-то, кто за него отвечает. И этот кто-то должен сейчас огрести от директрисы по полной программе…
Так, блин. А мне-то обратной дороги в школу, получается, нет. По крайней мере, официальной — если сейчас припрусь к директрисе, вопросов, чую, получу гораздо больше, чем ответов. Остаётся один путь — действовать по вдохновению. Вернусь, а там придумаю что-нибудь.
С этой мыслью я развернулся на сто восемьдесят градусов и потопал обратно к школе.
Шёл на всякий случай с оглядкой, стараясь держаться так, чтобы меня не заметили с крыльца. Подойдя ближе, увидел, что предосторожность излишняя: крыльцо опустело. Учеников, очевидно, загнали обратно в класс, Робин пошла их учить, а директриса — вероятно, к себе в кабинет, пылать справедливым гневом в адрес того, кого может подозревать в родственных связях с Сепритом.
Хм-м, а здание-то школы — вполне себе типовое, у нас на районе три похожих. Творец этого мира решил, видимо, не заморачиваться, и зданий налепил, как выразилась Диана, средне-убогих. Если и внутри школы всё так же, как у нас, — а с чего бы, спрашивается, местному устройству быть другим? — то директорские окна — вон те два. Уж это я, помирать буду — вспомню. И окна, по тёплому — то ли весеннему, то ли осеннему — времени, открыты…
Я короткими перебежками сквозь всё те же кусты добрался до окон. Замер и прислушался. Тихо. Может, соседние два?..
Ага! Молодец, Костя. Из ближайшего окна доносился голос директрисы, она с кем-то разговаривала.
—… то есть, кто эти люди, вы не выяснили?
— Нет, — это голос Робин. В класс она не пошла, оказывается.
— Плохо. Очень плохо, уважаемая Робин Генриховна. Нас ведь просили уделять этому мальчику и его связям самое пристальное внимание!
— Да-да, я помню! Но и вы меня поймите, Агнесса Витольдовна — это было так неожиданно. Я направлялась в класс, меня сшибли дверью, молодой человек сказал, что он из межмирового розыска…
— Этот человек предъявил документы?
— Разумеется! Конечно, предъявил, иначе я не стала бы с ним разговаривать. И в ту же минуту из класса выбежали ребята, начали наперебой кричать о том, что Сеприт выпрыгнул в окно. Я, разумеется, побежала вниз. А дальше вы знаете.
— Ребята говорят, что с этим человеком, якобы из межмирового розыска, была ещё какая-то блондинка?
— Говорят, да. Но я её не видела. Девушка, судя по словам ребят, выпрыгнула в окно вслед за Сепритом. С третьего этажа — представляете, Агнесса Витольдовна?! Что я могла подумать? Мне даже в голову не пришло о чём-то расспрашивать Константина Дмитриевича, я сразу помчалась вниз.
— Но уже не увидели там ни Сеприта, ни блондинку?
— Нет. Никого из них не было.
— Крайне странная история, — подвела итог директриса. — Что ж, Робин Генриховна, возвращайтесь к детям. Я уже распорядилась, чтобы учащиеся заняли другой кабинет, 3-46.
— А Сеприт? — мне показалось, что голос Робин дрогнул.
— А по поводу Сеприта я сейчас буду звонить.
— Тому человеку из безопасности?
— Разумеется. Если понадобится ваша помощь, попрошу, чтобы господин комиссар связался с вами после уроков.
Директриса немного выждала. И недоумённо спросила:
— Что? — Робин, видимо, не спешила уходить.
— Агнесса Витольдовна, а что же будет с Сепритом? — Голос по-прежнему дрожит. Переживает за ботаника, надо же.
— Для начала, насколько я понимаю, его надо найти. А что будет дальше — не наше с вами дело. Есть люди, которые разберутся с дальнейшей судьбой Сеприта гораздо лучше, чем вы или я.
— Но…
— Робин Генриховна. — Голос директрисы посуровел. — Я знаю, что вы всегда сочувствовали этому мальчику. Вы молоды, работа здесь — ваш первый педагогический опыт, и вам сейчас, конечно, нелегко. Но поверьте мне, дорогая — дети бывают разные. Очень разные. И некоторым из них общение с представителями службы безопасности идёт только на пользу. Это позволяет малолетним нарушителям правил не превратиться во взрослых преступников.
— Но… — снова несмело начала Робин.
— Всё, Робин Генриховна, — решительно оборвала директриса. — Идите в класс. Если понадобитесь, я вас вызову.
Спорить дальше Робин, судя по всему, не решилась.
Я услышал, как негромко хлопнула дверь. А вскоре после этого раздался голос директрисы:
— Алло, комиссар Андерсен? Здравствуйте. Вас беспокоит директор школы.
Глава 17
Дослушав разговор по браслету до конца и убедившись, что директриса переключилась на повседневные дела, а следовательно, больше ничего интересного не услышу, я выбрался из многострадальных кустов. Пожелал им мысленно всяческого здоровья и, чувствуя себя индейцем на тропе войны, согнувшись в три погибели, ретировался.