Оборотень
Шрифт:
— Еще бы! Конечно, настаиваю, — ответил я решительно. — Более того, я настаиваю также на очной ставке с Хомяковым. Немедленно!
Моя горячность лишь позабавила этого розовощекого молокососа.
— Нет, гражданин Чудаков, — покачал он головой, — никаких очных ставок я проводить не буду — не вижу смысла. Что же касается вас, то вы лично можете устраивать очные ставки с кем вам заблагорассудится — никто вас этого права не лишает. Вам ясно?
— Ясно, — буркнул я, решив сегодня же, нет, сейчас же повидать Хомякова и как следует его потрясти.
— Ну, если вам все ясно, то у меня к вам последний вопрос. В то
— Спал, — уверенно ответил я. — Это так же верно, как то, что Земля круглая.
— Вы не ошибаетесь?
— В чем? В том, что Земля имеет форму шара? — Я усмехнулся. — Нет, не ошибаюсь.
Он быстро посмотрел на меня поверх очков и залился ярким румянцем. Сейчас закипит, решил я. Но он сдержался.
— Его храп, — добавил я, — наверняка был слышен не только мне.
Следователь утвердительно кивнул.
— Верно, его слышали и в других номерах… Что ж, гражданин Чудаков, — произнес он сухо, — следствие учтет ваши показания. Надеюсь, что они правдивы. Благодарю вас, вы можете идти.
Но я не торопился покидать кабинет, мне хотелось выложить ему все до конца.
— Послушайте, — сказал я решительно, в упор глядя на его вспотевшую переносицу, — я хочу вам дать один совет: нажмите как следует на Хомякова. Возможно, он тоже был в коридоре в тот час ночи, но по каким-то причинам решил это скрыть; возможно также, что ему выгодно, чтобы подозрения пали на меня, — это отвлекло бы следствие от него самого.
Следователь высокомерно вскинул бритый подбородок.
— Смею вас заверить, гражданин Чудаков, — сухо произнес он, — следствие в силах само решить, на кого ему поднажать, а кого обойти вниманием. Вас это должно касаться меньше всего.
Меня очень смешило, когда этот желторотый юнец отождествлял свою персону с неким абстрактным понятием «следствие».
— Ошибаетесь, — упрямо возразил я, — меня-то как раз это касается в первую очередь — ведь я не дурак и вижу, что я для вас — кандидат в преступники номер один. Не так, скажете?
Следователь недовольно поморщился.
— Довольно! Вы себе слишком много позволяете. Если бы ваши слова хоть как-то соответствовали действительности, я бы давно отдал приказ о вашем задержании. Идите и не мешайте нам работать.
Я махнул рукой и вышел. Ну о чем еще с ним говорить!
4.
Последним вызвали Мячикова. С ним они разделались в два счета, и уже через пять минут он вернулся — все такой же беспечный, жизнерадостный и уверенный в себе. Должен признаться: в ту минуту я сильно завидовал ему. Не успел он переступить порога нашей комнаты, как уже выложил мне весь разговор со следователем, который, правда, сводился к одному очень короткому вопросу и одному еще более короткому ответу: «Что вы делали минувшей ночью?» — «Спал». Отвечая на его откровенность, я поведал свой вариант беседы с ретивым следователем, который он выслушал с нескрываемым интересом.
— Хомяков, Хомяков… любопытно, — в раздумье произнес он. — Знаете, Максим Леонидович, я бы на вашем месте не упоминал про некоторые детали, например, тот же стон вы вполне могли и не слышать. Впрочем, с другой стороны, скрывать что-либо от следствия — это
Да, этот человек любил преподносить сюрпризы. Я с удивлением уставился в его луноподобное лицо, чувство глубокой признательности и искренней благодарности захлестнуло меня, и если до сего момента я относился к нему просто с симпатией, то теперь, после его слов, пусть наивных, пусть мальчишеских, но от души, от самого сердца сказанных, я вдруг понял, что судьба послала мне друга. Я порывисто схватил его руку и горячо затряс ее.
— По рукам! — воскликнул я. — Вы себе не представляете, Григорий Адамович, как я вам благодарен. От всей души…
— Полноте, — смутился он, — экий пустяк. Я ведь предложил вам, Максим Леонидович, что-то вроде новой игры…
— …ставкой в которой является человеческая жизнь, — возразил я. — Нет, Григорий Адамович, это не игра, а серьезная, кропотливая работа, порой неблагодарная, и если вы действительно согласны окунуться в нее с головой, то я всецело с вами.
— Вы правы, дорогой друг, — кивнул Мячиков, посерьезнев, — смерть человека — это далеко не игра. Я согласен с вами. Вот вам моя рука.
Мы скрепили наш договор крепким рукопожатием. В конце концов, Мячиков был единственным человеком во всем доме отдыха, за которого я мог поручиться, что он не убивал того несчастного: у него было стопроцентное алиби. А вот Хомяков вызывал у меня весьма противоречивые чувства, и здесь я был совершенно согласен со своим компаньоном: Хомякова надо брать в оборот.
Но прежде чем отправиться на поиски загадочного свидетеля моего ночного похода, Мячиков, который не переставал меня удивлять, преподнес мне такой сюрприз, что я даже растерялся. Лукаво подмигнув мне, он тихо подкрался к входной двери, осторожно запер ее на ключ, приложил палец к пухлым губам, на цыпочках подошел к своему чемодану, открыл его, сунул руку аж по самый локоть куда-то вглубь его и вдруг вынул новенький… пистолет! Я отпрянул к стене, не веря своим глазам. Мячиков — и пистолет! Абсурд какой-то…
— Тсс! — прошипел он, испуганно косясь на дверь. — Я вам сейчас все объясню, дорогой Максим Леонидович. Дело в том, — продолжая шипеть, он сунул пистолет в боковой карман пиджака, — что эту штуковину я совершенно случайно приобрел на Рижском рынке у какого-то забулдыги. Бедняга весь трясся, ища у окружающих сочувствия и тыча пистолетом в животы, но все от него только шарахались. А я вот не растерялся — и купил! Ага, предвижу вполне законный вопрос: зачем? Да не затем, конечно, чтобы в людей стрелять, а так, для собственного успокоения, для пущей уверенности, для самоутверждения, что ли… Я ведь стрелять не умею и никогда подобных игрушек в руках не держал, более того, я его даже боюсь. Но главное не в этом — главное в цене, которую он с меня запросил и которая в конце концов решила мои сомнения в пользу покупки. Как вы думаете, Максим Леонидович, сколько я за него отдал? — Он хитро прищурился.