Оборотень
Шрифт:
— Спасибо, Игорь, — отвернулся от Алексея Турецкий. Цифровой замок послушно щелкнул. Саша поднял крышку, и наемный убийца успел заметить внутри бумаги. Честно говоря, он ожидал, что в кейсе, за которым велась столь роскошно обставленная охота, окажутся как минимум доллары. Тысячными купюрами. Впрочем, бывают такие бумаги, что интересующиеся люди куда как охотно выкладывают за них и доллары, и жизни людей. Что мы, вообще говоря, только что наблюдали.
Турецкий закрыл «дипломат» и запер его. Было похоже, что государственные тайны остались
— Александр Борисович, здесь убитые, — позвал сзади рыжий, как подосиновик, лейтенант. Проворные ребята уже откупорили купе проводницы и ошалело созерцали открывшуюся картину.
По коридору прошелестел общий вздох. Только тут все как-то вдруг осознали, что непосредственных свидетелей сражения, в общем, и не было. Разве Сеня с Эзопой Эсхиловной, видевшие, как вылетал в коридор мальчик с ножом. Первые высунувшиеся успели застать лишь процесс складирования поверженных оппонентов. Опять же и комментариев киллер не делал, предоставив обсуждать события моряку и другим.
Побитые, наказанные грабители — это одно. Убитые — совершенно другой коленкор.
Турецкий переменился в лице и побежал смотреть, Алексей же заметил, как придвинулись к нему двое ближайших здоровяков с автоматами. Тот самый Игорь и еще один, чуть поменьше ростом, но тоже шкаф килограммов под сто десять хорошо тренированных мышц. Значит, не вовсе уж мимо ушей пропускали замечания насчет «товарища», который «укоротил». Звали второго, кажется, Миша.
Турецкий возвратился в глубокой задумчивости. Итак, нездоровая активность в третьем вагоне ему все же не померещилась.
— Ты?.. — спросил он киллера, ткнув пальцем через плечо.
— Ага, я, — снова подтвердил Алексей. Только на сей раз без ухмылки. Говорил он тихо. Он вообще редко повышал голос.
— Он, он! — послышался хор голосов. — Ему орден дать надо! Вы хоть понимаете, что с нами без него было бы?
Какое-то мгновение Турецкий пристально смотрел Снегиреву в глаза. Аккуратнейший Олежка Золотарев, отставший от поезда явно с подачи злокозненной проводницы. Поездные грабители, выбравшие именно этот вагон… были ли они на самом деле грабителями? И, наконец, опаснейший в России наемный убийца, почему-то оказавшийся в том же самом купе… В общем, «ночью на кладбище бандиты отняли полмиллиона денег и пять золотых колец у случайно проходившей там пенсионерки». Не многовато ли совпадений?..
И как следовало квалифицировать расправу, учиненную Снегиревым? Как героические действия по защите чести и достоинства граждан? Или как преступную разборку между конкурирующими сторонами?..
Саша вздохнул и сказал человеку, полгода назад спасшему ему жизнь:
— Придется задержать. До выяснения.
А про себя подумал: «Что-то ведь будет. Если этот человек начнет сейчас воевать в вагоне, полном людей…»
Киллер воевать не стал. Он свел руки и медленно поднял их перед собой, протягивая Турецкому. Он сдавался.
Красивого кадра все же не получилось. Миша с Игорем в долю секунды сграбастали задержанного, шарахнули его мордой к стене («Ноги шире!» — и по лодыжке, по лодыжке окантовкой рубчатого ботинка!), заломили за спину руки. Пассажиры обалдело смотрели, как Игорь снимает с пояса наручники.
Когда они клацнули на запястьях, киллер вдруг судорожно дернулся всем телом. Он не собирался сопротивляться, но с жутко пробудившейся памятью оказалось нелегко совладать даже ему. Тринадцать лет назад, в далекой отсюда стране, он точно так же корчился в наручниках. Да еще с пулей, пробившей левое легкое. Тогда ему первым делом сломали обе руки. Для начала.
Все произошло очень быстро. Игорь с Мишей истолковали его судорогу как попытку побега и профессионально пресекли ее, повалив задержанного на колени и для доходчивости наградив парой крепких ударов по почкам. Турецкий, не ожидавший подобной распорядительности, запоздало открыл рот, чтобы вмешаться, но его опередили.
— Ах вы подонки! Что делаете! Хорошего человека мордуете!.. — взвилась тетка в халате и с размаху огрела Мишу своим небольшим, но тяжеленьким ридикюлем по стриженой голове, сбив на пол берет. Миша обернулся, и тетка невесомым перышком отлетела на руки моряку.
— Прекратить! — обретя наконец голос, рявкнул Турецкий. Почему-то он испытывал жгучий стыд. Подобного с ним давно уже не бывало. Игорь с Мишей вздернули Алексея на ноги. Турецкий подошел к нему и спросил как можно участливее: — Ты до Москвы ехал? Как ты попал в это купе?
Киллер молча посмотрел сквозь него и отвернулся.
— Тебя спрашивают! — сказал Игорь и концом дубинки ткнул его в ребра.
— Я сказал, прекратить! — с металлом в голосе повторил Саша.
Игорь и Миша переглянулись, не очень въезжая, чего бы это ради важняку так миндальничать с задержанным, мужиком явно особо опасным, да притом еще вредным, как горчичник.
Посланный Турецким омоновец, порывшись в купе, вынес наружу кожаную поясную сумочку и красный рюкзак. Задержанного повели на выход, но дорогу неожиданно преградил Сеня. Его, конечно, легко сдунули бы в сторонку, но постеснялись ребенка на руках у Эзопы Эсхиловны, стоявшей около мужа.
— Это безобразие и произвол! — глядя на Турецкого, звенящим голосом произнес Сеня. — Вы арестовали человека, который заслуживает награды! Он спас меня, мою жену и ребенка! Вам это так не сойдет! Я…
— Оставь, Сеня, — неожиданно сказал киллер. — Люди при исполнении. Понимать надо.
Он говорил медленно и устало, каким-то погасшим голосом. У Сениной супруги задрожали губы. Она видела по его лицу, что ему было обидно, больно и плохо. Пусть даже он и не подает виду. Мужчину еще можно надуть, скроив бесстрастную физиономию, женщину — никогда. Эзопа Эсхиловна шагнула навстречу, обняла его за шею и решительно расцеловала.
— Держитесь, — шепнула она. — Мы вас не бросим.