Оборотень
Шрифт:
Алексей только моргнул ресницами, благодаря за невыполнимое обещание. Ребенок ощутил волнение матери и разразился отчаянным плачем. Этот звук провожал Снегирева до самого выхода из тамбура.
Проводницу, а также покалеченных и убиенных уже загрузили в пикап. Киллера провели по перрону и хотели всунуть туда же, но Турецкий распорядился:
— Ко мне в машину.
В вагоне тем временем записывали свидетелей. Пассажиры возмущались и дружно требовали начальника, так что Саше пришлось на некоторое время вернуться. Игорь и Миша не упустили момента. Им очень не нравился арестант. Он не предпринимал никаких действий
— Для чего? — не одобрил их действия рыжий Артур. Он сам сдался. И не брыкается.
— Тебя не спросили! — огрызнулся Игорь. — Покантуйся с наше, сам допрешь, для чего!
Они с Мишей втайне надеялись, что задержанный выкинет какой-нибудь фортель, но ответной реакции не последовало. То есть вообще ничего. Снегирев не дернулся, даже не издал ни звука. Потом вернулся Турецкий, и эксперимент пришлось прекратить.
Вещи задержанного загрузили в багажник. Алексей, надежно зажатый с обеих сторон Мишей и Игорем, поместился на заднем сиденье. Турецкий снова сел на переднее. Ему хотелось обернуться и посмотреть на Снегирева, но что-то мешало. В конце концов, наклонившись к водителю якобы затем, чтобы взглянуть на барахливший датчик бензина, Саша увидел Алексея в зеркале заднего вида.
Наемный убийца сидел спокойно и совершенно расслабленно, даже закрыл глаза. Турецкий вдруг понял, что точно так же он будет молчать и потом, у него в кабинете. Попросту не произнесет ни единого слова. И что, спрашивается, дальше? Орден за обезвреживание опасных преступников? Вышка за всех тех мафиози, которых он перемочил на деньги других мафиози? За тех, в частности, четверых деятелей, которым холодным ноябрьским вечером он не дал увезти Иру от дома?..
Другим людям было все-таки легче: в подобных случаях у них начинались какие-то приступы, они хватались за таблетки и капли и по крайней мере таким образом выходили из тягостной ситуации. К Турецкому это не относилось. Он дорого дал бы за то, чтобы Господь позволил переиграть минувшие сутки. За то, чтобы Он посадил в поезд не Снегирева, а кого-то другого. Господи, ну что Тебе стоит?..
— Поехали, — сказал Саша, пристегивая ремень.
Машина тронулась с места.
Три машины, две серые «Волги» и зеленый пикап, быстро ехали по трассе, обозначенной на картах автомобильных дорог номером Е95 Москва — Выборг. И хотя этот номер неизменно писали на зеленом фоне, тем самым обозначая, что данная дорога приравнена к автостраде, ничего общего с хайвэями просвещенного Запада в ней, разумеется, не было. Большую часть так называемой трассы составляла родимая российская трехполоска с центральной полосой для маневрирования.
Сейчас шоссе было практически свободно, и машины, включив синие мигалки, неслись вперед по центральному ряду. Люди, управлявшие автомобилями, свое дело знали назубок. Поэтому время от времени машины на всякий случай менялись местами. То одна, то другая «Волга» возглавляла маленькую кавалькаду, а иногда вперед вырывался пикап.
Довольно долго все шло хорошо. Никто не нападал из придорожных кустов, не бушевали арестованные. После Твери населенные пункты следовали один за другим без перерыва. Мелькнуло на белом фоне название Эммаус.
«Назовут же…» — подумал Турецкий.
За библейским поселком плотное кольцо окружавших Тверь деревень кончилось. По одну сторону шоссе стеной встал красный сосновый бор, а по другую замелькал густой подболоченный кустарник. Тут-то произошло неожиданное. «Волга» Турецкого, только что занявшая позицию в хвосте каравана, вслед за пикапом, — эта самая «Волга» вдруг бестолково завиляла по дороге из стороны в сторону и выскочила на встречную полосу. Скорость была порядочная. Достигнув обочины, тяжелая машина катапультировалась с насыпи на мягкую подушку торфяника и там замерла.
Вторая «Волга» и пикап потеряли несколько драгоценных секунд, пока похолодевшие водители разворачивали их и, взяв короткий разгон, с визгом тормозили у места события. К тому времени, когда выкатившиеся наружу омоновцы прочавкали ботинками по болоту и окружили машину, там все было уже кончено.
Глазам группы захвата предстала картина весьма живописная.
Все четыре дверцы и крышка багажника были распахнуты настежь. Внутри и вокруг царил полный разгром. Игорь свисал с сиденья головой вниз. Миша страдальчески ползал на четвереньках возле заднего колеса. Обоих выворачивала наизнанку неукротимая рвота, извергавшая из желудков все съеденное как минимум за неделю. Водитель тихо стонал за рулем, прижав ладони к лицу. Как потом выяснилось, черт попутал его дернуться за пистолетом.
Турецкий сидел на корточках возле распахнутой дверцы и одной рукой пытался собрать разлетевшиеся бумаги в злополучный кейс, презрительно выпотрошенный, как в таких случаях пишут, ударом тяжелого тупого предмета. Вторую руку он при всем желании не мог пустить в ход, потому что она была пристегнута к двери. Наручниками.
И нигде никаких признаков арестованного. Равно как и его рюкзака, ехавшего в багажнике. Исчез. Растаял в воздухе. Твою мать.
— Александр Борисович! — ахнул рыжий Артур, поспешивший на помощь старшему следователю по особо важным делам.
Он потянулся отпереть наручники и слегка отпрянул, увидев при свете фар, что они были густо измазаны в чем-то мокром, красном и липком.
Турецкий поднял голову. Правый глаз у него уже закрывался и заплывал, суля чудовищный фуфел.
— Александр Борисович! Вы в порядке?..
Саша отозвался не сразу. Он по-прежнему видел перед собой жуткие руки. Сплошь окровавленные, в лохмотьях содранной кожи. И еще глаза. С неестественно расширенными зрачками. Сквозь которые отчетливо просматривалась космическая пустота.
Каким образом киллер выкрутился из кандалов, составляло тайну, покрытую мраком. Саша помнил: руки у Снегирева были изрядно крупнее, чем у него самого. Волк, попавший в капкан, отгрыз себе лапу. Или он, как средневековые ниндзя, умел вынимать любую кость из сустава?..
Ясно было одно: автор двух трупов и охотник за кейсом благополучно утек. А прокуратура в лице своего старшего следователя столь же благополучно села в галошу.
Утешало одно — кейс он не смог взять с собой. Расколотил, раскидал бумаги. И только.