Оборотная сторона полуночи
Шрифт:
Кэтрин почувствовала, что у нее вспыхнули щеки.
– В этом смысле он меня не интересует, – резко заметила она. – И я не строю из себя Деву Марию.
«Я выступаю как Дева Кэтрин. Добрая, старая Святая Кэтрин». Она просто перенесла место действия в Вашингтон. А в остальном все осталось по-прежнему. Святая Кэтрин проповедует от имени той же старой церкви.
В следующие полгода Фрэзер часто был в отъезде. Он посетил Чикаго и Сан-Франциско, а потом отправился в Европу. Кэтрин всегда загружали работой, так что скучать ей не приходилось.
В контору постоянно заходили интересные люди, в основном мужчины, и Кэтрин без конца куда-нибудь приглашали. Перед ней открылся широкий выбор завтраков, обедов, ужинов, поездок в Европу и путешествий в постель. Однако она отказывалась от всех приглашений, частично из-за отсутствия интереса к мужчинам, но главным образом потому, что Фрэзер не одобрил бы такого совмещения работы с развлечениями. По крайней мере чутье подсказывало ей, что этого не стоит делать. Но даже если Фрэзер и знал, от скольких интересных предложений она отказалась, он не проронил ни слова. После того как она пообедала с Фрэзером у него дома, он прибавил ей зарплату на десять долларов в неделю.
Кэтрин казалось, что ритм города изменился. Люди стали быстрее передвигаться и чувствовать себя напряженнее. Заголовки в газетах кричали о все новых вторжениях и кризисах в Европе. Падение Франции произвело на американцев гораздо большее впечатление, чем молниеносное развитие всех остальных событий в Европе. Американские граждане восприняли это как нарушение их личных прав. Одна из стран, ставшая колыбелью свободы, вдруг потеряла ее.
Пала Норвегия, Англия не на жизнь, а на смерть боролась за свое существование, и между Германией, Италией и Японией был заключен союз. Росло ощущение нестабильности, и создавалось впечатление, что Америка собирается вступить в войну. Как-то раз Кэтрин спросила об этом Фрэзера.
– Полагаю, что это просто вопрос времени. Рано или поздно мы примем участие в этой войне, – сказал он ей, тщательно подбирая слова. – Если Англия не в состоянии остановить Гитлера, это придется сделать нам.
– Но ведь сенатор Борах говорит...
– Американская политика всегда строилась на самообмане, – зло заметил Фрэзер.
– А что вы будете делать, если начнется война?
– Стану героем, – ответил он.
Кэтрин представила, как в офицерской форме ее красивый начальник отправляется на войну, и мысль об этом ей крайне не понравилась. Ей казалось совершенной глупостью, что в наш просвещенный век люди должны убивать друг друга, чтобы устранить возникшие между ними разногласия.
– Не беспокойтесь, Кэтрин, – заверил ее Фрэзер. – В ближайшем будущем все останется по-старому. А когда нам придется вступить в войну, мы будем к этому готовы.
– А как же Англия? – спросила она. – Если Гитлер решит напасть на нее, сможет ли она противостоять ему? У него столько танков и самолетов, а у Англии...
– У них будут и танки, и самолеты, – успокоил ее Фрэзер. – И будут очень скоро.
Он сменил тему, и они вновь вернулись к работе.
Через неделю газеты запестрели заголовками о ленд-лизе, новом плане Рузвельта. Фрэзер заранее знал об этом и пытался разуверить Кэтрин, не разглашая государственной тайны.
Время шло быстро. Иногда Кэтрин ходила на свидания, но каждый раз она невольно сравнивала своего кавалера с Уильямом Фрэзером и удивлялась, зачем она вообще встречается с кем-то другим. Она отдавала себе отчет в том, что психологически загнала себя в угол, но искренне не знала, как из него выбраться. Себе она объясняла свое поведение тем, что сильно увлеклась Фрэзером, но что постепенно справится с этим наваждением. А пока ее чувства не позволяют ей получать удовольствие в компании других мужчин, потому что все они безнадежно уступают Фрэзеру. Однажды, когда Кэтрин работала поздно вечером, Фрэзер после спектакля неожиданно вернулся к себе в кабинет. Когда он проходил мимо нее, Кэтрин удивленно посмотрела на него.
– Мы что, устроили здесь галеру? – рявкнул он.
– Мне просто хотелось закончить отчет, – пояснила Кэтрин, – чтобы завтра вы взяли его с собой в Сан-Франциско.
– Вы же могли послать мне его по почте, – возразил Фрэзер.
Он сел на стул напротив Кэтрин и изучающе поглядывал на нее.
– Неужели по вечерам вы не можете придумать чего-нибудь поинтереснее, чем составление отчетов? – спросил он.
– Просто сегодня у меня свободный вечер.
Фрэзер откинулся на спинку стула и, подперев рукой щеку, уставился на нее.
– Помните, что вы сказали мне, когда впервые пришли в эту контору?
– Я говорила массу глупостей.
– Вы сказали, что не хотите быть секретаршей. Вы хотели стать моей помощницей.
Она улыбнулась:
– Я тогда не знала, что к чему.
– Но теперь-то вы знаете.
Она посмотрела на него:
– Я не понимаю.
– Все очень просто, Кэтрин, – спокойно продолжал он. – За последние три месяца вы действительно превратились в мою помощницу. И теперь я хочу оформить это официально.
Она глядела на него, не веря своим ушам.
– Вы уверены, что хотите?
– Раньше я не давал вам этой должности и прибавки к жалованью, чтобы не напугать вас. Но сейчас вы сами видите, что это вам по плечу.
– Уж и не знаю, что сказать, – пробормотала Кэтрин. – Я... вы не пожалеете об этом, господин Фрэзер.
– Я уже жалею, потому что мои помощники обычно зовут меня Биллом.
– Билл.
Поздно вечером, когда Кэтрин уже лежала в постели, она вспомнила, как он посмотрел на нее и что она при этом почувствовала, после чего долго не могла уснуть.
Кэтрин неоднократно писала отцу и спрашивала его, когда же он навестит ее в Вашингтоне. Ей очень хотелось показать ему город и познакомить его со своими друзьями, а также с Биллом Фрэзером. На последние два письма она не получила от отца ответа. Забеспокоившись, Кэтрин позвонила в Омаху. К телефону подошел дядя.
– Кэти! Я... я как раз собирался звонить тебе.
У Кэтрин замерло сердце.
– Как там отец? Последовала долгая пауза.
– С ним случился удар. Я хотел сообщить тебе раньше, но отец попросил меня подождать, пока ему станет лучше.