Оборотни Его Величества. Полнокружье. Часть 2
Шрифт:
Наверное, в утро того страшного побоища Пресветлая по ошибке записала Арвиэля в мертвецы, а встречая погибших аватар у ворот Хрустальных Чертогов, не заметила, что внизу остался чудом не сгоревший мальчик. Она просто не слышала его все эти годы, как не услышала сегодня, когда он взывал к Богине снова и снова и в итоге с треском врезал кулаком в стену. К счастью, кость хрустнула, а не стена, иначе пришлось бы раскаиваться за внеплановый ремонт перед человеком, который дал аватару кров, семью и руку.
К ночи буря внутри поутихла, Вилль развернул на столике карту убийств, достал записную книжку и теперь
В Равенне было неспокойно. На северной окраине, куда выходило окно спальни, гремел пожарный набат и расползалось по небу дрожащее зарево. Наверняка кого-то подожгли. Опять вестовые тумбы будут пестреть тревожными заголовками о бесчинстве Сознающих, затрубят глашатаи с помостов всех площадей столицы. Война не на пороге, нет. Она уже здесь, в огромном, заросшем грязью доме, что зовется сердцем империи.
Меньше года назад в домике-на-ножках – караульной будке охранников Северинга вместе со знахаркой Леськой Залесской и домовым Симкой вечерял Вилль Винтерфелл, топил печку, убирал бутылки за подчиненными, накануне ревизии заполнял «отчетник» и считал, что занят делом чрезвычайной важности. Лохматого капитана мало заботила внешность и опрятность, зато он был чист внутри. Теперь на гвардейце Его Величества шелковая рубашка с тонким серебряным шитьем по накрахмаленному вороту и манжетам, штаны из качественной шерсти, дорогой мягкий ремень и блестящие сапоги с победитовыми набойками, а отросшие до лопаток волосы подстрижены аккуратной лесенкой. Словом, хоть на парад. А на сердце черным-черно.
«…собери ветви и листья, что опали с древа твоего, сложи из них костер, взойди на него, брось к ногам своим факел и обрати тело свое в пепел, ибо внутри ты уже черен и мертв…»
Старые друзья остались в Северинге, а новым своих забот хватает с гаком. Сам сделал все, чтобы Алесса приняла кровь отца и имя Эскабиан, а Симка чувствовал себя независимым. Рядом никого. Есть только ночь, облака, пропахшие дымом чужого горя, сумрак в спальне, слишком большой для одного, и эта дурацкая сигарета, что никак не хочет прикуриваться.
Сообразив, что надо потянуть в себя, Вилль зажег от свечки другую лучину и вернулся на подоконник. Да, так дело пошло! На кончике сигареты затрещал рыжий огонек, похожий на икринку. Буэ-э… Впрочем, курение оказалось не таким уж противным занятием, несмотря на горечь во рту, а процесс дымопускания увлек. Колечки не выходили, зато клубилось хоть куда, и аватар чувствовал себя младшим родичем теплоходу. Курильщик набрал полные щеки дыма, намереваясь выпустить струей. В лицо пахнуло ветром, оборотень инстинктивно вдохнул аж до селезенки…
Тут-то и выяснилось, что плакать аватары умеют. Слезы так и брызнули. Едва не вывалившись из окна вслед за сигаретой, Вилль захлебнулся лающим кашлем. Казалось, глотку терзает десяток одуревших кошек, легкие пережало и жгло нестерпимо. Раздирая ворот, Вилль поспешно кувыркнулся в комнату, пока кто из стражников не прибежал посмотреть, что за чахоточник дохает на весь парк, доплелся до стола и залпом опрокинул в себя полграфина воды.
Лоб холодила испарина. Помимо самума в глотке и общей дурноты, желудок представлялся простыней, которую усердно выкручивает после постирушки ражая кузнецова женка. Жалобно давясь в кулак, Вилль налил в стакан воды, взял новую сигарету, прикурил и вернулся на пост. Аватары не сдаются. Таково правило. Начатое дело необходимо завершить, так что если решил почувствовать себя настоящим мужиком, будь готов давиться. А зачем так решил, сам не понимал. Наверное, потому что эльфы не курят в принципе. Курят люди-человеки, и, может, когда-нибудь Алесса пристрастится. Хотя нет, она не станет. Да и не позволят. А она спросит ли? А аватар имеет право запрещать Повелительнице? А…
Очередной приступ кашля согнул напополам. Отплевавшись, Вилль запил из стакана. Так идет гораздо легче. Но аватары не должны идти легким путем – ведь это удел слабых. Вылить воду? Нет, пожалуй, не стоит. Воды в графине на донышке, а звать Фленку можно будет, только когда спальня проветрится. Иначе служанка Алессе наябедничает.
«Ну и трын-трава!» – порешил Вилль. Несмотря на ежей в горле и удушье, стало как-то полегче. Острые грани реальности смазались, вместе с дымом выкуривалась душевная усталость, и аватар чувствовал, что вот-вот наступит просветление. Сконцентрироваться на Цирюльнике…
– Ты ку-у-уришь?! – с изумленным придыханием зашипели сзади. – Винтерфелл, сдурел совсем?! Брось каку, пока я тебе ухи в табачный лист не скрутила!!!
Вилль меланхолично посмотрел через плечо. Алесса лежала животом на подоконнике, не замечая, что халатик распахнулся, послужив шикарной рамой портрету хрупких смуглых ключиц и шеи; на малиновом от ярости лице полыхали зеленые по той же причине глазищи, – смелый контраст для художницы. Поначалу парня смутила идея императора поселить в смежных комнатах на первом этаже гвардейца и принцессу, затем понял, что все сделано для пущей безопасности последней, а сегодня в закромах разума заскреблось иное, очень странное объяснение сего поступка. Теперь было просто по барабану. Барабан… Ба-ра-бан! Представилась вдруг пантера, марширующая по Равенне с барабаном на шее, во всю горлопанящая гимн империи. А за ней – полк мышей-оборотней с горнами.
Вилль прыснул, вследствие чего вдругорядь чуть не оказался головой в сугробе.
– Он еще и ржет! – всплеснула руками девушка. – Вот смотри, конь незаседланный, прибьет тебя капля никотина – ко мне потом не ползи! Выбрось!
Воля Повелительницы – закон. А в семье аватар слово мужа – закон. Н-да, дилемма…
Вилль глубокомысленно затянулся, но выпустил дым, так и не вдохнув.
– Курение – яд! Сам себя гробишь, осел! Брось немедля, кому говорю!
Принятие яда добровольно есть верный путь к самоубийству, сиречь, клятвопреступление.
– Осел бросил. – Вилль выбросил сигарету, слез с подоконника и прикрыл окно, оставив щелку для сквозняка.
В диалоге с Алессой-Повелительницей чувствовалась какая-то незавершенность, но в чем именно она заключается, аватар не мог понять. Вообще состояние было странным. Трезвый вроде, и ноги не подкашиваются, а вместо мыслей – винегрет. Приподнятый настрой пропал. Аватар снова остался наедине с огромной пустой комнатой, тьмой и ржавой каемкой пожарища за окном…
«Слушай и запоминай, Арвиэль. Нерушимые Правила – это незыблемый стержень сущности каждого из avatte d’Shaattar. Мы живем ради них и за них умираем…»