Оборотни Его Величества
Шрифт:
– Замечательно… – Ирэн подвинулась. – А у тебя?
– Аналогично.
Сбросив куртку на пол, Дан рухнул плахой и уже не чувствовал, как будущая кэссарица стаскивает с него сапоги и расплетает косу.
Хоть Русанна Ринвейн назвала сына Жаворонком, проспал он до полудня в угоду «совиному» прозвищу. Снились почему-то шушели, хороводящие вокруг плюща с песенкой: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло!», – однако миелл-тьярр гореть не думал, а вместо этого хлопал им в листья. Затем один из «деток» запрыгнул к Дану на грудь и смачно облобызал.
– Изыди,
– Сам дурак! – обиделся «шушель», и Дан, окончательно проснувшись, узнал, что он еще и смерд.
Сон был бредовым не только по содержанию. Нечисть боится эльфийских псов как огня и предпочтет держаться в стае себе подобных особняком от миелл-тьярра. Вот и объяснение разудалой шушелиной компании. А то, от чего заболел Котька Хват, наверняка имело отношение к некромантии, и, как следствие, разупокоению дохлой мелюзги типа «мышь домовая».
Мельникова жена управилась в срок, и Дан с Ирэн разжились теплой одеждой. Яд миелл-тьярра оказался сильным и страшно въедливым: аватарий дар только с ним и боролся, так что на регенерацию в ближайшее время можно было не рассчитывать. Распрощавшись со всеми, беглецы отошли от городка подальше и телепортировались, условившись думать о пиках Поднебесной Цепи. Чем бес не шутит, вдруг сработает?
Не сработало.
Румяное светило стояло в зените, и Дан понял, что их снесло к западу. Но куда? Они брели по неезженой дороге, увязая в снегу, а с обеих сторон громоздились лохматые елки. К счастью, время волчьего солнца не подошло, и голосистые хищники не зарывались.
– Я в этом тулупе похожа на купчиху, – нарушила тишину кэссиди. Дан всерьез удивился: на его прихотливый взгляд, короткая рыжеватая дубленка сидела идеально. Об этом вслух и сказал.
– Да-а? – капризно протянула Ирэн. – Тогда почему все пялились, когда мы выходили из Ветлюги?
– Потому что ты загорелая и у тебя необычный для тех мест цвет волос.
– Я – рыжая, тулуп – рыжий, сумка тоже рыжая!
Дан предпочел не раздувать спор, зная, что не в дубленке дело. За обедом Ирэн пыталась выспросить о вчерашнем приключении, но не хотелось говорить о несчастном миелл-тьярре, которого пришлось прикончить, как бешеного пса. Дан отшутился, кэссиди обиделась. Ну и ладно.
– Интересно, где мы? – Ирэн сменила тему. Но не тон.
– А вот у них и спросим. – Дан указал на россыпь домов за пахотным полем, ныне отдыхающим до весны. Деревня была большой, даже бревенчатая часовенка имелась с деревянным же треугольником на крыше. Наконец-то вышли к жилью!
– У смердов?
Дан прикинул, что в таком расположении духа они если и получат ответ, то непечатный.
– У смердов я спрошу, – поправился он. – А ты посиди пока… да вон на том пеньке!
Ирэн согласилась, только заручившись обещанием байки о чуде-юде многолапом, в доме заброшенном притаившемся, да о храбром витязе с ушами вострыми.
Дана заметили издалека, но, когда он подошел, единственная улица в деревне была пуста. Нет, домашняя живность кудахтала, гоготала, мычала. Из конуры лениво брехнул пес; гнусавым мявом отвечала с забора кошка. Но люди спрятались по домам. Чувствуя на себе подозрительные взгляды из-за щелей да занавесок, Дан постучал в ближайшую избу.
И понял, что зря сюда пришел.
Аватар как в воду канул. Небось смерды пригласили этого очаровательного болтуна за стол, а теперь потчуют щами или вкусной картошкой, запеченной в чугунке со сметаной, морковкой и укропом. Есть не хотелось, но заставлять даму ждать – просто варварство! Ирэн задрала рукав: ну вот, час и десять минут прошло! Небо затянуло, полетел мелкий снежок.
Мягкое хрупанье нарушило сонную тишину. Встревожившись, с хриплым граем снялись с веток вороны. Из низины на холм поднялась кляча, тяжело ступая тонкими, как сухие лучины, ногами. Она была до того отощавшей, что казалось, будто кожа обтягивает голый костяк; хвост и грива обвисли паклей и заиндевели. И какой изверг довел животное до такого состояния?!!
– Кося-кося-кося! – Ирэн вытянула руку, прикидывая, не сочтет ли Дан расточительством запас сухарей, скормленных бедной лошадке.
Лошадка подняла невидящий взгляд мутно-белых, как вареные яйца, глаз. Из безвольно открытого рта свисал синюшный язык, но пар не шел. Кляча не дышала. Она была мертвой.
…Ирэн бежала по колено в снегу параллельно дороге, зная, что разупокоенная лошадь не сунется в лес по старой привычке. Страшно не было, просто сам факт превращения доброго, ласкового, умного животного в ходячего мертвяка выбил из колеи. Раньше наследница о подобном и не слыхала. Здесь – чужая страна, чужие люди, чужая тьма… А она – одна. Хотелось видеть ироничный проницательный взгляд Дана прямо сейчас – пусть смеется! Напротив деревни кэссиди наконец остановилась, упираясь ладонями в колени, пытаясь успокоить дыхание.
И внезапно разогнулась, не веря собственным глазам. Ирэн нашла эльфа.
Припорошенный свежим снегом труп лежал в мусорной яме.
Часть вторая
Новое время
Глава 1
Если жизнь бьет ключом – жди удара кирпичом. Всем известная народная мудрость. И не знаешь, когда прилетит из-за угла этот кирпич, да так хрястнет по лбу, что и шлем не убережет. Увы, Веселый Игрок слабаков не щадит. Прекрасный принц, заплутавший в чаще, верней всего повстречает не лесную фею, а вурдалака, который сожрет принца вместе с белым конем; скользящую по речной глади торговую ладью окружат не танцующие под луной русалки, а орава зубастых топляков; да и с принцессами… бывают накладки.
Почему в волшебных сказках царевна может полюбить хоть трубочиста? Его велят отмыть, приодеть, пару красных сафьяновых сапог подарят, и окажется, что под рваньем и сажей скрывался добрый молодец, веселый, заботливый да смекалистый. Царь умилится, прослезится, назовет его сыном возлюбленным, а дальше – честным пирком да за свадебку. Вилль и без косметических ухищрений хорош, только вот… как-то все не так. Очень все грустно и несправедливо. В лучшем случае будущий капитан лички станет правой рукой принцессы, советником, телохранителем и фаворитом одновременно, да только последнее аватара не устроит. Слишком уж честный и принципиальный, не будет красться в опочивальню любимой словно вор.