Оборотни Индии

Баширов Андрей Львович

— Мы встретили Джасванта в нескольких переходах от Сагара, — начал торопливо рассказывать Бодхи. — Исмаил знал, что Джасвант заподозрит неладное, увидев, как велик наш отряд, поэтому он велел, чтобы большая часть людей ушла из деревни, а потом он уговорил Джасванта переночевать в нашем лагере. Исмаил сам съездил за ним в деревню и привез его к нам. Мы заранее подготовили могилу, и не прошло и часа после захода солнца, как его прикончили два душителя в присутствии джемадара Исмаила. Двое его слуг тоже были уничтожены. Мы похоронили их. Его лошадь мы продали на следующий день на базаре за двадцать пять рупий, и это почти все, что нам досталось, ибо у

него не было наличных денег, а только векселя, которые мы бросили в костер…

— Хватит, довольно, — прервал его раджа. — Теперь все ясно!

— Нет, Ваше высочество, если позволите, я представлю вам еще более убедительное доказательство. Посмотрите на руку джемадара — он носит кольцо, которое снял с пальца мертвого Джасванта Маля. Видите, на этом кольце даже выбито имя несчастной жертвы!

Кольцо было немедленно сорвано с пальца отца и показано радже.

— Это точно оно! — сказал раджа. — Я узнаю его среди тысяч других колец, ибо ни на каком другом не увидать такого бриллианта. Кончайте с ним! Привяжите Исмаила к слону, и пусть тот таскает его по всему городу, и пусть глашатаи объявят повсюду, что он — страшный разбойник-тхаг.

— Постой, раджа! — сказал один из вельмож. — Позволь ему сказать хоть слово в свою защиту!

— Говори! — вскричал раджа. — Говори, презренный!

Я было подумал, что отец начнет молить раджу о пощаде, но тут его гордость, которая была ранее задавлена страхом и отчаянием, гордость отважного человека, потерявшего всякую надежду на спасение, взяла свое. Отец медленно и презрительно сказал радже:

— Да, я убил Джасванта Маля, и горжусь этим, ибо он такой же обманщик и шелудивый пес, что и ты, раджа. Он отлично знал, с кем имеет дело, и неоднократно помогал нам найти подходящую добычу среди его знакомых купцов, а потом, грозя разоблачением, забирал у нас львиную долю, не ударив пальцем о палец. Я убил своими руками сотни человек, но никогда не был так доволен собой, как покончив с ним. Придет и твой час, раджа! Ты, как и Джасвант, был прекрасно осведомлен, что мы — тхаги, но взял нас под свое покровительство за приличную мзду и никогда не отказывался от тех самых ценных украшений, которые мы подносили тебе в дар, сняв их с тел наших жертв. Чем ты лучше нас? Будь уверен, что тебя покарают Аллах и великая Кали, которая не оставит безнаказанной казнь своего верного слуги!

— Заткните его зловонную пасть! — заверещал в диком гневе раджа, брызжа слюной и пеной, которая появилась на его губах, словно у бешеной собаки. — Вырвите ему язык! Кончайте с ним, и пусть его отродье, его сынок, видит, как он будет корчиться в агонии! Не верьте ему, Слиман-бахадур! Эта собака все врет и наговаривает на меня, вашего искреннего друга! Сейчас я докажу, как велики мой гнев и беспощадность к тхагам! Сейчас вы увидите!

Англичанин кивнул головой как бы в знак полного согласия, однако я успел приметить чуть заметную усмешку на его лице, которую он тут же спрятал в своих густых рыжих усах. Раджа нетерпеливо махнул рукой, и нас потащили к выходу, вернее, потащили меня, ибо я пробовал вырваться из лап стражи, но отец шел сам, спокойно и твердым шагом.

— Скажи мне хоть слово, отец! — успел крикнуть я.

— Прощай, Амир Али! — сказал отец. — Я покидаю тебя, но ты можешь порадоваться за меня, ибо скоро я буду в раю, в стране прекрасных гурий и вечной молодости…

Больше ему не дали сказать ни слова. Отца привязали цепью к передней ноге слона, завязав руки за спиной. Погонщик слона вонзил маленький острый багор — анкуш — в загривок слона и тот, взвизгнув от боли, ринулся вперед, растоптав моего несчастного отца.

Отец погиб, но недолго осталось жить и радже. Вскоре сбылось пророчество моего отца и раджа заболел самой страшной болезнью, которую только может наслать Кали, — проказой. Тело его покрылось глубокими гнойными язвами, проевшими его плоть насквозь, и он умер в страшных муках, задыхаясь от собственной вони.

Плен и освобождение

Как мне описать чувства, охватившие меня при виде казни отца? Я обезумел от горя и напряг все силы, пытаясь вырваться из рук стражи и наброситься на раджу. Клянусь, я задушил бы его на месте, однако стражники скрутили меня так, что я не мог двинуть и пальцем, выволокли из дворца и бросили в отвратительную зловонную яму.

Вокруг ямы собралась толпа, народ глазел на меня, как на пойманного тигра, мальчишки швыряли в меня палки и камни под веселое улюлюканье толпы. В исступлении я молил их сказать мне, что сталось с моей любимой женой Азимой, но ответом мне были плевки, хохот и грязные оскорбления. Подлые твари и оборванцы, которые еще вчера приползали ко мне на коленях за милостыней, поносили имя моей жены Азимы, дороже которой у меня не было никого на этом свете. Я пытался заткнуть уши, чтобы не слышать этих потоков грязных слов, но напрасно: толпа пришла в лютый раж и выкрикивала самые гнусные ругательства на весь двор.

Наступила ночь, и меня, наконец, оставили в покое. Крысы, ящерицы, скорпионы заменили мне объятия моей жены. Как ни старался, я не мог сомкнуть глаз — сон не шел ко мне. В страшной душевной муке я провел всю ночь, а когда наступило утро, опять пришли люди — взрослые, дети, старики и женщины, чтобы еще раз взглянуть на меня — на тхага Амира Али! — и еще раз выплеснуть на меня грязь своих ничтожных душ. Несколько раз я пытался говорить с ними и попросил дать мне хоть немного воды, но это вызвало у зрителей лишь новый приступ жестокого веселья.

Опять ночь сменила день. Я умирал от жажды и отчаяния, решив, что раджа решил покончить со мной самым бесчеловечным образом, обрекая меня на мучительную смерть от жажды. Бессильно лежа на полу, я со стонами просил Аллаха послать мне забытье, и сон наконец пришел. Он принес мне не облегчение, а лишь кошмарные видения множества моих жертв — с перекошенными лицами, высунутыми языками и глазами, вылезающими из орбит.

Забрезжил рассвет. Мимо моей ямы ходили какие-то люди — я просил их дать мне воды, изнемогая от жажды, но никто из них не ответил мне. Наконец один из них подошел к яме — я знал его, он был одним из моих слуг и не видел от меня ничего, кроме хорошего. Пожалев меня, он принес мне кувшин с водой и бросил в яму кусок засохшей лепешки. Он сказал, что раджа под страхом смерти запретил давать мне воду и еду, но, вняв моим мольбам, пообещал прийти еще раз вечером.

Он пришел, как обещал, прокравшись мимо спящего стражника, и дал мне воды, несколько лепешек и кувшин молока.

— Поешь! — сказал он. — Я подожду и потом расскажу тебе обо всем, о чем ты спросишь.

Быстро покончив с едой, я спросил этого доброго человека, что ему известно о судьбе моей жены и дочери.

— Новости ужасны! — сказал он. — Твоя жена мертва!

— А моя дочь? — вскричал я.

— Она в доме одного доброго муллы, который дал приют твоей жене и дочери, когда их выгнали из дому. Он же и похоронил, как подобает, твою Азиму.