Оборотни Митрофаньевского погоста
Шрифт:
– Две дюжины... Боже мой...
– Я надеюсь отсеять сыновей известных мне людей, тех, о ком хоть что-то знаю... Завтра четверг, один день у нас ещё есть. Списки я возьму с собой домой, всё, что можно, проверю.
– Господи, может, мне это все-таки приснилось...
– жалобно проронил Бартенев, и Корвин-Коссаковский понял, что минуты малодушия бывают не только у него.
– Да ведь даже и догадайся ты - кто они, что делать? Кто тебе поверит, что некий франт - на самом деле мертвец, а другой - упырь? А кстати, - вспомнил Бартенев, - что такое инкуб-то? Ты сказал, что это не бессмыслица.
– Блудный демон это, Порфирий.
– О, Господи...
...Корвин-Коссаковский и вправду получил на следующий день списки приглашенных, забрал их домой и после ужина принялся за изучение. Задача оказалась не столь и сложна, он довольно легко ещё до полуночи отсеял всех знакомых ему мужчин, составил список тех, о ком ничего не знал, их оказалось чуть больше тридцати, и пошёл спать - голова гудела, ноги уже не держали его.
Последний из отпущенных ему дней, пятницу, он посвятил изучению тех гостей, кого мог загодя проверить. Бедняге Полевому тоже досталось: пришлось наводить кучу справок. Но работа окупила себя, и в итоге перед Корвин-Коссаковским к трем часам дня в пятницу уже лежала бумага с именами.
В ней был всего семь фамилий."Князь Макс Мещерский, Герман Грейг, Аристарх Сабуров, Даниил Энгельгардт, граф Михаил Протасов-Бахметьев, князь Всеволод Ратиев, Александр Критский". У Арсения Вениаминовича рябило в глазах, нужно было уменьшить список, по меньшей мере, ещё вдвое, но времени уже не оставалось, и в итоге, как ни усердствовал Полевой, как ни старался Корвин-Коссаковский, - это были тёмные лошадки. Только об одном - Германе Грейге - стало известно, что это незаконный сын великого князя.
На большее времени просто не хватило.
В итоге имена и фамилии путались в голове Корвин-Коссаковского, ровным счетом ничего ему не говорили, но он успокоил себя тем, что сделал всё возможное, к тому же его не оставляла надежда, что в залах графини он или Бартенев заметят что-нибудь такое, что поможет опознать хотя бы покойника, а по тому, кто окажется с ним рядом - выйти и на остальных.
Теперь Арсений решил поехать к сестре. В кармане его был список с неопознанными именами.
Мария Палецкая все эти дни была занята приготовлениями к балу у Екатерины Нирод, перед зеркалами дочь и племянницы примеряли платья, готовился выезд. Визит брата пришелся как раз на разгар предбальной суеты. Навстречу ему вышла племянница Ирина, его любимица, в новом платье - очень мило выглядевшая. Дочери Анны тоже приветствовали его, похваставшись новыми веерами и платьями. Корвин-Коссаковскому потребовалось не менее десяти минут, чтобы оторвать сестру от женских забот, хотя, на его взгляд, всё существенное было уже сделано: все они были надушены и напудрены, надеты были шёлковые ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками, причёски были почти окончены...
Арсений Вениаминович увёл Марию в гостиную на первом этаже и там, к её удивлению, затворился с нею: он совсем не хотел, чтобы то, что он собирался рассказать сестре, было подслушано даже ненароком. Мария Вениаминовна не противилась уединению, ибо ещё с порога по сумрачным глазам брата поняла, что её ждут совсем не радужные известия, но то, что услышала в итоге, просто ошеломило. Арсений рассказал ей о видении его друга, генерала Бартенева. Рассказал подробно, ничего не скрывая.
Сестра некоторое время исподлобья осторожно озирала брата, стараясь придти в себя, потом спросила, медленно и несколько неуверенно:
– Прости, Арсений, я твоего друга как-то видела. На жулика не похож, верно. То, что ты его с гимназии знаешь, - тоже в его пользу. Но всё же... Почему не сон-то? Ты говоришь - он латыни не знает, и ему латинские слова присниться не могли, да ещё с таким смыслом... Чудно, конечно, но ведь чего не бывает?
– Она подняла глаза на брата, поймала его взгляд и снова отвела глаза.
Арсений не утешил её.
– Ты не всё знаешь, - и он продолжил рассказ, поведав сестре о том, чем занимался с понедельника до четверга, и что удалось узнать от Полевого и Брандта. Описал Корвин-Коссаковский и два своих визита на квартиру Перфильевой.
– Господи, - оторопело отозвалась сестра, - Арсик, это... это...
– Мария умолкла, но помолчав минуту, всё же продолжила.
– Прости, но я не могу поверить! Такая дьявольская круговерть - ради двух пустых девчонок, самодовольных глупышек?
– Четырех, Машенька.
– Да чем они этих упырей твоих привлечь-то могли? Не смотри так, я понимаю, мне не хочется верить, но ведь и вправду невероятно...
– За честность я тебя и уважаю, Мари, - кивнул Корвин-Коссаковский, - не хочется верить, правильно говоришь. От того мы и не верим, что - "не хочется". Я, кстати, нигилистов этих нынешних понимаю. Они не хотят верить ни в праведность, ни в совесть, ни в бессмертие души. Так ведь проще, хоть и пошлее. А я вот неделю назад в одном томе прочёл, что сердце - не щепка, и душа человеческая - вещь не дешевая, она дороже всего мира. Все сокровища земли и вся вселенная не стоят одной души христианской. Знаешь, я почувствовал, что это верно. Потому что не пошло.
Сестра молча окинула брата взглядом, отметив, как он в последние дни осунулся и побледнел. Последняя фраза Арсения и вовсе заставила ее похолодеть, что-то запредельно высокое и неотмирное проступило в ней, что-то тоскливое и потустороннее промелькнуло и в чёрных глазах брата. Марии стало страшно, и она поспешила спросить, что же теперь делать, ей хотелось перевести разговор на вещи осязаемые и понятные.
– Не знаю, - Арсений вздохнул и протянул ей список, - постарайся запомнить эти имена, это те, о ком я ничего не смог узнать. Присматривай за девицами, следи за теми, кто рядом крутится. Кто-то из них там будет, сердцем чую.
Сестра проглядела список и покачала головой.
– И я никого из них не знаю. Но ты думаешь, что эти трое - будут среди них?
Брат кивнул.
– Уверен.
Мария долго молчала, уставившись в пламя камина, но потом, когда Арсений задумался о своём, неожиданно проговорила отчетливым шепотом:
– Я всегда боялась... мне ведь ещё с детства казалось, что с Анькой беда будет. Она пророчила вздор всякий, влюбилась в этого кутилу - а я знала... не к добру. Говорила ей, чтобы не выходила за него, чуяло, клянусь тебе, чуяло сердце беду-то неминучую. И эти обе... Чего я себя дурачу? Прав ты. Ведь только увидела их по выходе из пансиона - испугалась. У одной глаза как у девки шалавной, другая - точно тленом каким тронутая... Чего лгать-то? Я ведь всё это время боялась чего-то мерзкого...- Она обернулась к Арсению, и он вздрогнул, увидев её остановившиеся и остекленевшие глаза, - да только, знай, сколько бы там душа их не стоила, хоть все сокровища мира за них отдай, ничего ты у чёрта не выкупишь, и...