Оборотни
Шрифт:
Мальчик смотрел в сторону.
– Нам обязательно туда надо идти?
– А как же. Тебя ведь ищут.
– Сомневаюсь.
– Конечно же ищут. У тебя ведь есть родственники.
– Я не помню.
– Но зато они помнят. И они беспокоятся о тебе.
– Я мог бы остаться здесь с тобой.
– Ни в коем случае. Я не могу допустить, чтобы люди, которые ищут тебя, пришли сюда и обнаружили у меня исчезнувшего мальчика. Не хватает еще, чтобы местные жители назвали меня похитителем детей или извращенцем, а их это не затруднит.
Мальчик немного помолчал. Затем он спросил:
– И это будет сегодня?
– Ну… – протянул Джонес и тут же упрекнул себя за проявление слабости. Лицо мальчика осветила улыбка, на этот раз самая настоящая.
– Я мало ем, Джонес. И я могу во всем помогать тебе. Рубить дрова, работать в саду. Дверь твоего дома пропускает воду. Я могу привести ее в порядок.
– Если бы мне это нужно было, я все давно сделал бы сам, – проворчал Джонес.
Мальчик краем глаза следил за ним.
– У меня еще немного болит нога. Джонес теребил свою рыжую бороду.
– Ладно, я думаю, тебе не мешает денек отдохнуть.
У мальчика был такой счастливый вид, что Джонес смущенно отвернулся. Что за жизнь была у этого ребенка, если он так хотел остаться в полуразрушенной лесной хижине с оборванным отшельником?
– Но завтра, на рассвете, независимо от погоды, мы отправимся в Пиньон, слышишь?
– Как ты скажешь, Джонес. – Мальчик сидел на кровати и радостно постукивал о пол испачканным в крови башмаком, что было бы невозможно с искалеченной ногой.
– Завтра, – повторил непререкаемым тоном Джонес. – Завтра мы отправимся в путь.
Прошло целых четыре дня, прежде чем они отправились в Пиньон. За это время мальчик не только починил дверь хижины, что больше года собирался сделать Джонес, он выполол сорняки из цветов, которые остались после Беверли, и помог Джонесу привести в порядок грядки с овощами. Он нарубил дров на месяц и сложил их в поленницу, насобирал в лесу дикой ежевики и земляных орехов.
Джонесу было теперь с кем поговорить. Большой человек уже забыл, как хорошо звучит человеческий голос. Правда, мальчик говорил мало, он больше слушал, но Джонеса трудно было остановить. Джонес рассказывал о том, как он здесь жил, вспоминал свое детство и юность. Он говорил о Беверли и о Джоне.
Мальчик слушал. Он слушал, даже если не все понимал, поддакивал в нужных местах, задавал правильные вопросы и соглашался, когда это требовалось. Он все еще утверждал, что не помнит своего прошлого, и Джонес не торопил его. Если это была правда, Джонес все равно ничем не помог бы, а если мальчик не хотел об этом говорить, это было его дело.
На пятый день утром, когда мальчик проснулся, Джонес уже был обут в свои массивные башмаки и держал запасную пару. Мальчик хотел что-то сказать, но Джонес остановил его.
– Не нужно ничего говорить. Пора отправляться в путь.
– О, Джонес…
– Нет.
Они съели горячие сухари с маслом и джемом из дикой ежевики и выпили великолепный кофе. Мальчик больше не спорил, но когда они вышли на дорогу, он остановился и оглянулся.
– Это было хорошее время, Джонес. Большой человек подождал, пока мальчик был готов идти дальше, и они вошли в лес.
– Да, – согласился он. – Это было хорошее время.
Эйб Креддок и Кели Вейн были в ярости. Кто-то попался в их капкан почти неделю назад, но какой-то дьявол освободил его. Ни одно животное не смогло бы выбраться из этого капкана. Это могло сделать только существо из Дрэго. Некоторые из них все еще оставались в лесу. И они слышали вой.
Что было еще хуже, тот, кто освободил зверя намеренно сломал капкан. Это просто так ему не сойдет. Пятый день искали они в лесу того, кто уничтожил капкан, и были вне себя от злости.
Кроме того, они были пьяными. Каждый из них изрядно приложился к бутылке виски «Джин Бин» и такая доза давно свалила бы с ног нормального человека. Но Креддок и Вейн были опытными выпивохами. С годами они приучили свои организмы к регулярному употреблению виски, причем в большом количестве.
Эйб Креддок был плотного телосложения с постоянно красным лицом. Кели Вейн был более худым и менее разговорчивым, чем его спутник. Эти двое особенно когда они начинали пить, были так же приятны всему округу Ла Рейн, как Мексиканская фруктовая муха.
Слева от себя Кели услышал шум. Он подал знак Креддоку, они остановились и, затаив дыхание стали вслушиваться.
В кустах что-то было. Что-то большое.
– Медведь? – хриплым шепотом спросил Креддок.
– Возможно.
Оба приготовили свои ружья.
Кели Вейн держал старый тяжелый винчестер прикладом которого можно было пробить кирпичную стену. Креддок предпочитал ружье 12-го калибра:
Они выжидали, тяжело дыша. Их собственное дыхание заглушало шум того, что пробиралось через кусты. В этих лесах они никогда не встречали кого-либо крупнее или опаснее оленя. Но то, что сейчас направлялось к ним, не было оленем, в этом Креддок и Вейн не сомневалась.
Кусты раздвинулись так внезапно, что оба мужчины подпрыгнули. На них смотрело неприятное заросшее лицо.
– Медведь, – закричал Креддок. Кели Вейн трижды выстрелил. Выстрелило и охотничье ружье Креддока. Джонес ощутил три мощных толчка в грудь.
Сначала он почувствовал только удар, затем боль! Он заревел и двинулся на охотников. Но тут выстрелило ружье Креддока, в голову попала пуля, и боль прекратилась.
– О, черт возьми, это же человек, – простонал Келли.
– Зачем ты стрелял? – закричал Креддок. – Я не выстрелил, если бы не ты.