Оборотни
Шрифт:
— Хорошо. — Каас вышел из комнаты.
Эдем продолжал молчать, проклиная свою беспомощность. Если он позволит им понять, что он знает немецкий, это не будет иметь большого значения. Они просто хотят сломать его и будут использовать для этого все возможные средства.
Помоги освободить мне руки, Маркус. Побудь со мной, пока я не освобожу руки. О, Билли, я, должно быть, сошел с ума, позволив вам приехать со мной!
— Где она? — услышал Эдем свой вопрос к Крагану.
— Миссис Вуд? Это не имеет значения, — отвечал Краган по-английски. — Кто еще знает, что вы здесь?
— О чем вы говорите? Почему кто-нибудь должен… — Он замолчал и стиснул зубы, когда Краган бросился на него, сильно ударив его по ребрам.
— Вы понимаете, о чем я спрашиваю! — закричал Краган. — Кто еще знает?
— Я же сказал. Я…
Краган снова нанес ему удар, на этот раз ладонью по щеке. И еще пинок в ребра. И еще три раза, все сильнее, все с большей злостью. Под дых. По лицу. В грудь. Боль захлестнула Эдема, и он опять чуть было не потерял сознание.
— Кто еще знает? — холодно повторил Краган.
— Я не… проклятье. Я не знаю…
— Боль, которую вы ощущаете, покажется вам пустяком в сравнении с тем, что сделают с вами другие. Почему вы здесь? Нам известно, что вы были вместе в Америке. Что американцы вызвали вас для защиты нашего друга Хайнриха Триммлера. Знаете ли вы, кто убил его? Эй!
— Я не знаю.
— Это вы убили его? Из-за этого вы убежали? Вместе с этой женщиной? — Он ждал, что Эдем ответит, но ничего не последовало. Тогда он снова дважды пнул англичанина в ребра, наблюдая, как тот пытался справиться с болью, как в глазах его жертвы меркло сознание. — Зачем вы последовали за Альбертом Гуденахом? Почему он убит?
— Не знаю.
— В газетах пишут, что вы британский военный. А женщина — американский агент. Что вы были в Нордхаузене, когда убили беднягу Альберта. Почему?
Послушай, Маркус. Если не эти молодчики, то кто еще? Кто несет ответственность за всю эту белиберду?
— Где эта женщина? — снова спросил Эдем.
— А я спрашиваю: кто еще знает? — И новый град ударов в ответ.
Эдем увидел, как за спиной Крагана в комнату вошел Каас. Он понял, что тот никуда не ходил, что это был трюк, разыгранный с ним для того, чтобы выяснить, не говорит ли он по-немецки. Итак, с нею все было в порядке. Ему приходилось верить в это. Он не должен позволить себе думать иначе.
— Где женщина?
Краган раздраженно повернулся.
— Я же не велел вам возвращаться! — рявкнул он на Кааса по-немецки.
— Но вы таким образом ничего не добьетесь, — сказал Каас. — Этот парень бывал на войне. Это не воск…
— Тогда именно вам придется выяснять, что происходит. Мне безразлично, как вы это сделаете. Просто добейтесь этого.
Краган выскочил из небольшой комнаты, а Каас снова подошел к Эдему.
— Он не понимает вас, мистер Нихолсон, — произнес он с улыбочкой. — Для того, чтобы заставить говорить людей, подобных нам, требуется нечто большее, чем несколько ударов в пах.
Эдем не отвечал. Волосатый представлялся ему психом, который демонстрирует полицейское всезнайство.
Мы переживаем жестокий момент, Маркус. Этот тип не делает такое для забавы.
Каас наклонился вперед, поставил Эдема на ноги и вызвал охранников. Эдем не сопротивлялся: не было смысла растрачивать силы, если в ответ он мог получить только очередное избиение. Он должен был выжидать, сохранять терпение, пока не придет время действий. Ведь всегда наступал для этого момент. Задача заключалась в том, чтобы разгадать его, не пропустить нужного мгновения.
— Наши люди добиваются от него признания, докладывал Краган.
— Вы что-то слишком долго тянете, — резко возразил Фрик, и в голосе его прозвучала явная озабоченность. — Нам необходимо выяснить, что замышляли эти люди. У меня нет времени на это дерьмо. Больше и не остается времени. Мы должны привести себя в готовность. Наш момент наступает.
Они находились в большой комнате на втором этаже, которая служила для Фрика кабинетом. Когда-то это была спальня хозяина, и окна ее с восточной стороны выходили на лес. Фрик любил взирать на зимний пейзаж с сильным снегопадом.
— Мы не должны позволить, чтобы это дело замедлило наши усилия, — сказал Краган, придвигаясь к Фрику. — Но нам нужно узнать, что же…
— Что нам нужно узнать, я знаю сам. Вам надлежит это выполнить.
— Это исполняется, но…
— Вы спрашивали, почему они здесь?
— Да.
— И они ничего не сказали?
— Пока нет.
— А зачем им понадобилось убивать Триммлера? И Гуденаха?
— Если они сделали это.
— Так вы не думаете, что это они? — Фрик развернулся, чтобы посмотреть в лицо своего адъютанта, пораженный его ответом.
— Я не знаю. Просто не вижу, зачем бы им понадобилось это.
— А зачем же им тогда приезжать сюда? В Дрезден. Затем в Heide. Если не для того, чтобы заманить нас в ловушку? С помощью властей. Или американцев.
— Но их фотографии даны по всем сводкам новостей. Фотографии, которые могли исходить только от американцев или же от англичан, — осторожно ответил Краган.
Фрик ненавидел, когда ему возражали, и часто впадал в ярость, когда его ставили в такое положение. Но на этот раз Фрик задумался.
— Тогда это русские. Чтобы привести в замешательство американцев. И вынудить нас раскрыться.
— Это весьма вероятно, фюрер.
— Есть ли какие-либо изменения в Берлине? — спросил Фрик, внезапно меняя тему.
— Бюле говорит, нет.
— Надеюсь, он держит язык за зубами.
— Он же газетчик. Он привык к секретам. — Краган не добавил, что сам он никогда не верил этому владельцу газет, который заседал в Совете. И не потому, что тот был сколько-нибудь не лоялен делу, а потому, что он слишком уж наслаждался своей значимостью.