Оборотни
Шрифт:
— Им нужно знать, почему мы оказались здесь, — сказал Эдем. — Они, кажется, так же запутались, как и мы. У них, по-видимому, нет никакого представления о том, кто стоит за этими убийствами.
— И вы верите им?
— Приходится. Зачем бы им понадобилось все это делать, если бы у них были ответы? Им нужно оставить нас в живых. По крайней мере, пока они что-то для себя не выяснят.
— Я не смогла бы противостоять им, как вы, Эдем. — Она не могла скрыть страха, который подымался в ней.
— До этого может и не дойти.
— Но если они не могут ничего добиться от вас, тогда они…
— Постарайтесь об этом не думать, Билли. Мы должны думать только о том, как выбраться отсюда.
— Эдем! Как вы можете думать, что мы…
— Я не собираюсь быть игрушкой в их маленьких играх.
Она засмеялась.
— Что я сказал смешного? — спросил он с надеждой, что этот смех внезапно не перейдет в истерику.
Она продолжала смеяться, а он наблюдал за ней с глубокой озабоченностью. Наконец она взяла себя в руки.
— Вы изумительны.
— Почему? — спросил Эдем.
— Потому что вот вы сидите здесь, весь избитый, в подлинной беде, неспособный даже подняться, не говоря уж о том, чтобы ходить, и вы еще можете говорить о том, как вам выбраться отсюда. Вы действительно очень крутой парень, любовь моя.
— Мы выберемся отсюда. — В его голосе звучала уверенность, которая ее удивила. Черт побери, если он верил в это, то почему же не должна верить она?
Он придвинулся к ней и погрузил свое лицо ей в руки. Затем он нежно ее поцеловал; она почувствовала теплоту еще сохранявшихся его жизненных сил.
— Они обожгли ваши волосы, — сказал он.
— Я думала, что вам понравятся короткие.
— И вы уверены, что они ничего больше не сделали?
— Нет. Они никогда не дотрагивались до меня.
— Но тогда почему у вас разбита губа?
— Потому что я кричала на них. Один из них дал мне в зубы, чтобы заставить замолчать.
— В большой рот.
— Это всегда было моей проблемой.
Некоторое время он прижимался к ней, и они ничего не говорили. Так мало было времени, и так много нужно было сил, чтобы выстоять.
— А Маркус был с вами? — вдруг спросила она.
— Оба вы были. — Эдем опять промолчал о той мучительной боли, которую они ему причиняли. Не рассказал и того, как тревожился за нее и просил Маркуса помочь им обоим.
Полчаса спустя открылась дверь, и вошел Каас. Он злобно рассмеялся, увидев, что они прижимались друг к другу. У него было плохое настроение из-за выволочки, которая ему досталась от Крагана и Фрика за то, что он не смог сломить англичанина. Он попросил разрешения поработать с женщиной, но Фрик ответил отказом. Если такое когда-либо выплывет наружу, ему придется сильно тревожиться за свой политический имидж. Каас ничего не сказал, но подумал о том, что скажут о его политическом имидже, если когда-нибудь раскроются масштабы террористических актов, которые по его указанию были проведены за последние месяцы. Беда этих деятелей в том, что они стали очень уж заботиться о чистоте своего портрета после небольшой экскурсии Саддама Хусейна в Кувейт и тех жестокостей, которые совершили там его войска. В этом и состояла разница между Краганом и Фриком. Краган просто сделал бы необходимое. Он бы уже выяснил, что задумала эта парочка.
— Маленькие влюбленные пташки!
Каас жестом приказал двум штурмовикам войти в комнату. Они прошли мимо Кааса и схватили Эдема, оттаскивая его от Билли. Она пронзительно закричала, и это усилило мрачность всей картины. Эдем сопротивлялся, но он был слишком слаб, и штурмовики сорвали с него штаны, оставив его совершенно голым. Затем они положили его спиной на пол, а один стал посыпать англичанина солью. Она прилипла к телу Эдема, жгла ножевые порезы на его коже. Эдем закричал, громко и отчаянно, пытаясь преодолеть боль. А штурмовики, которые повалили его, теперь уже начали втирать соль в его тело, еще шире разрывая надрезы.
Билли бросилась на них, пытаясь оттолкнуть от Эдема, но штурмовик с посудиной для соли нанес ей удар по голове и отшвырнул ее через всю комнату. Затем он опустился на колени перед распластанным Эдемом и острым перочинным ножом стал делать надрезы между пальцами его ног. Взяв пригоршню оставшейся в посудине соли, он принялся втирать ее в ранки.
После этого охранники ушли.
Билли подползла к Эдему, который все еще громко стонал, стала рядом с ним на колени, ожидая, когда он совладает с собой. Прошло пять минут, он перестал стонать, молча преодолевая страшную боль, которая жгла его тело. Затем она снова начала его лизать, медленно и осторожно, пытаясь снять соль с ран. Она боролась с потоком слез, которые душили ее, сознавая, что они будут разъедать его тело. С большим трудом она оторвала кусок ткани от своей блузки и смочила его слюной. Медленно она обрабатывала тело Эдема. Это была трудная работа.
Аэропорт Внуково-2
Москва
Председатель смотрел, как трехмоторный реактивный самолет «ЯК-40» поднялся в безоблачное зимнее небо и развернулся в западном направлении для полета в Берлин.
Все мероприятия по безопасности правительственного аэропорта Москвы были осуществлены успешно. Председатель по обыкновению нервничал, когда дело касалось благополучия руководителя страны.
— Не люблю я, когда он оказывается вне нашей юрисдикции, — сказал он, поворачиваясь к Ростову.
— Мы же предприняли все возможные меры предосторожности.
— И даже если так. В наши дни кругом вертится слишком много горячих голов. Люди с незажившими старыми шрамами. Мне очень не нравится, когда некоторые наши люди опять возвращаются на старые позиции.
— Когда я вернусь в свой офис, я повторно проверю все принятые меры.
— От этого не будет вреда.
Они вместе прошли по коридору к выходу, присоединившись к небольшому отряду чиновников и аппаратчиков, которые пришли проводить президента и отметиться, что они сделали это.
— Как вы полагаете, почему американцы и англичане передали в средства массовой информации фотографии своих агентов?
— Не знаю.
Председатель засмеялся.
— И вы не сказали бы мне, если бы даже знали.
— Не думаю, что они собираются причинить нам какой-нибудь вред.
— Кто они? Американцы или два беглеца?
— Ни те, ни другие.
— Надеюсь, что вы правы. Мы живем в исторические вре-, мена. А также и в непредсказуемое время. Не понадобилось слишком больших усилий, чтобы все основательно перетрясти.