Оборотни
Шрифт:
— Я вовсе не так думал.
— Да, мне недостает его, что из этого следует?
— И никакой возможности вернуться к…
— Если мне потребуется ваш совет, я попрошу его.
— О’кей.
— Никакой возможности вернуться нет. Я достаточно долго пыталась это сделать.
— А почему вы расстались?
— Вы продолжаете на меня давить, с какой стати? Не можете остановиться?
— Я себя веду ужасно. Моя мать всегда говорила, что…
— Почему бы вам просто не оставить меня в покое? Мы же здесь для работы, а не для тетушкиных расспросов.
— Извините. Молчу.
— Ладно. Что вам всегда твердила мать?
— Что мой язык болтается быстрее мозгов.
— И она была права.
— Так почему же вы расстались?
— Потому что я стала для него слишком стара. Вы ведь так и думаете, крутой вояка!
— Кто это сказал?
— Вы сами. В первый же раз, как мы встретились. Что я слишком стара для такой работы.
— Да бросьте, я не говорил о вас как о личности. Я реагировал на вас как на оперативного работника.
— Старая и неопытная, ведь так?
— Не наговаривайте на себя. В этом нет необходимости.
— И в самом деле, ведь вы делаете это за меня.
— Перестаньте травить себе душу.
— Заткнитесь, — огрызнулась она.
— Шанс может оказаться прекрасным.
— Что?
— Шанс может оказаться прекрасным. Старая английская поговорка. Вы действительно хотите, чтобы я заткнулся?
— Конечно нет.
— Так почему вы расстались?
Она начала смеяться, невольно сокрушая всю систему душевной обороны.
— Я же сказала вам почему. Потому что я постарела. Хотя это не совсем правда. Он хотел остаться молодым. У него вдруг проснулся интерес к несовершеннолетним девочкам. Чем старше становился он, тем моложе становились они. Однажды, вы не поверите, я застала его плачущим. После того как у нас все сломалось, я стала узнавать кое-что. И вы знаете, почему он плакал? Потому что двадцатилетняя девчонка, с которой он тогда жил, вовремя не подошла к нему, не потрогала. Он сказал тогда, что это заставляет его чувствовать себя старым. А все случилось после того, как он увидел ее в игре с одним мальчиком в парке. Она подходила к нему сзади и обхватывала руками за плечи. Обнимала его, как я догадываюсь. Питер сказал, что это самая естественная вещь, которую он когда-либо видел. И он разнюнился, потому что за те три месяца, что они были вместе, она никогда не обнимала его так. И знаете, что я сделала? Я встала за ним и обвила его руками. Мне было его жаль. Он заслуживал лучшего.
— А что сделал он?
— Сказал, чтобы я отвалила. Представьте, он не любил их. Он просто стал каким-то одержимым. Их свежими телами, их мягкими волосами, их широкоглазой невинностью.
— Но, может, вы хотели чересчур много?
— Да нет. Я знала ему цену. Я просто не хотела его отпускать. Мне никогда не был нужен кто-нибудь другой. И вот теперь я лечу в этой металлической трубе в Новый Орлеан, где я проводила свой медовый месяц, и наблюдаю за каким-то ничтожным ученым, имея в качестве партнера безумного стрелка, а там, дома, адвокаты стараются отнять у меня все, что я имела. Справедливо, по-вашему?
— Несправедливо. А как же Гейри?
— Гейри? Вероятно, уйдет, пока мы будем в Новом Орлеане. Конечно, и это несправедливо. Но у него свои дела. Он же не… постоянный. Дело не в Гейри. Может быть, и Питер не единственный, кто меня привязывает…
— К чему?
— Ко всему, что было. Он просто запуган. Средний возраст — это как песок. Чем крепче вы пытаетесь его удержать, тем быстрее он убегает от вас сквозь пальцы. Но вы навострились задавать вопросы. О других. А что вы можете сказать о себе?
— О себе?
— Не отвечайте вопросом на вопрос.
— Почему?
— Потому что это грубо. Я считала, что англичане всегда вежливы.
— Иногда.
— Вы женаты?
— Нет.
— Есть подружка?
— Нет.
— Разведены?
— Нет.
— Веселы?
— Только когда счастлив.
— А что это значит?
— Предпочитаю эксцентричность. Однозначное слово «веселье» вытеснило из английского языка важное понятие.
— Вы предпочитаете такой тип человека?
— Думаю, что это норма.
— Вы богаты?
— Пожалуй.
— А ваша работа вам нравится?
— Да.
— Вы в ней преуспеваете?
— Больше других.
— Ничего не упустите? — Ее не шокировала самоуверенность его тона, даже если все так и было.
— Ничего.
— А если мы попадем в беду и я буду прижата к стенке, вы станете выручать меня?
— Подождем и посмотрим.
— А где же тогда ваше рыцарство?
Эдем рассмеялся:
— Скажу вам, когда вас прижмут к стенке.
Штаб-квартира КГБ
Площадь Дзержинского
Москва
— Дмитрий говорит, что у американцев возникла проблема архивных данных о контрразведывательной деятельности с 1945 по 1958 год.
— Что за проблема?
— Вроде ничего особенного. Но они полагают, что это может соответствовать нашим собственным затруднениям аналогичного характера.
— Чего же они хотят от нас? — Председатель знал, что все Имеет свою цену, что филантропия не является разменной монетой в играх шпионажа, даже в эти либеральные дни гласности.
— У них есть перечень всех сюжетов, затрагиваемых в их архивах за соответствующий период. Они хотели бы знать, готовы ли мы представить наш подобный список им для выяснения причины двух за последнее время нападений на агентов ЦРУ.
— Пожар в этом здании может вызвать новое осложнение.