Обратимость
Шрифт:
– Нет. – Он отталкивает меня назад. Вновь. – Надо найти Никку.
– Надо стянуть твою рану.
– Я в порядке.
– Рувер, - вспыхиваю и впервые проявляю настойчивость, - заткнись!
Делаю шаг вперед, решительно касаюсь пальцами окровавленного плеча парня и жду. Однако ничего не происходит. Совсем ничего.
Парень аккуратно опускает мою ладонь, но я упрямо пытаюсь вновь. И вновь.
– Хватит.
– Подожди.
– Ты не можешь.
– Почему?
– Это не в голове, это...
– Знаю. – Приподнимаю подбородок. – Это здесь.
Я прижимаю кулак к груди и
– Надо найти твою подругу. Черт, - парень ударяется головой о кирпичную стену здания и смотри вверх, будто ждет, что сейчас на нас свалится манна небесная. Неосознанно я стягиваю с шеи шарф и аккуратно обматываю им его плечо. Стараюсь не дышать. Завязываю шарф на два узла и бережливо заправляю его концы под ткань, чтобы они не торчали.
– Со мной что-то не так, - я говорю тихо. Радуюсь, что на улице ночь, и Рувер не может видеть мои багровые щеки. – Я бы излечила. Понимаешь? В смысле. Я бы смогла.
Мы молчим. Сейчас бы поскорее убраться отсюда, найти Веронику, вернуться домой. Но мы стоим друг напротив друга и не двигаемся. Я смотрю в глаза парня, вижу в них свое искаженное отражение и думаю о том, как хорошо было бы остановить время, заморозить его, обездвижить. И тут на меня снисходит озарение.
– Конечно.
– Что?
– Точно, - испуганно отскакиваю назад и запускаю замерзшие пальцы в волосы, - все дело в вакцине!
– То есть?
– То есть она отняла мои силы. Господи, Рувер, эта сыворотка лишает нас своих способностей! Поэтому я не смогла тебя вылечить!
– И поэтому ты не испепелила цыганку. – Парень понимающе кивает, кривит лицо от злости и рычит. Его скулы становятся острыми. – Ты…
Закончить он не успевает. В переулке вдруг становится шумно, я оборачиваюсь и понимаю, что к нам со всех ног несется Никка. Она с ужасом оглядывается назад, шатается, держится рукой за бок.
– Аня! – верещит она, и я непроизвольно срываюсь с места. – Эти люди, они повсюду, они везде! Они ищут нас, тебя, они…
Венаторы появляются за ее спиной. Одинаковые, широкоплечие они выстраиваются в линию на выходе из переулка и нацеливают на нас ружья. Смотрят, ждут. Под веселую музыку карнавала. Они перекрывают свет от фонарей, разделяя асфальт на желтые и черные полосы, и не двигаются, будто пытаются взять нас измором.
– Анну Флер берем живой, - командует женский голос. Я поднимаю взгляд и с ужасом натыкаюсь на квадратное лицо кареглазой незнакомки. Хотя незнакомки ли? Кажется, теперь нас многое связывает. – Беглеца и объект номер семь – убить.
На этих словах Видалина взмахивает вверх угловатой рукой. Я реагирую быстро. Выскакиваю вперед и прикрываю Никку своим телом. В меня стрелять не станут, я уверена в этом. Но что-то идет не так. Вместо того, что выпрямиться, я вдруг неуклюже пошатываюсь в сторону и теряю равновесие. Невидимая волна из ветра и пыли кидает меня назад, подбрасывает вверх, перекручивает через голову, отталкивает к противоположному выходу. Пыхтя и ударяясь спиной об асфальт, я лечу вдаль: туда, где нет Видалины, где нет ее приспешников, где видны лишь их очертания и где нет опасности. Я понимаю, что же произошло, только после того, как
Собираюсь сорваться с места.
– Нет, - чьи-то слабые руки хватают меня за плечи. Я недовольно оборачиваюсь и вижу перед собой обеспокоенное лицо подруги. Оно грязное, исцарапанное. Видимо, парень протащил по асфальту и ее тело. – Надо уходить.
– Я его не брошу.
– Уже поздно! Этот парень сам избавился от нас, - глаза подруги дикие, - он ведь только вскинул руки, как вдруг поднялся сильнейший ветер! Кто он? Кто вы?
– Сейчас не время.
– Но…
– Какая разница? – двигаться больно, однако я все равно резко встаю с асфальта. Решительно расправляю плечи и думаю о том, как сверну Видалине шею. – Беги домой.
– Аня!
– Я должна помочь ему.
– Чем? – верещит Никка. – Чем ты собираешься ему помочь?
Собираюсь заорать, что могу ускорять время, что становлюсь невидимой, что испепеляю предметы, лишь прикоснувшись к ним пальцами, но замолкаю. Проклятье! Вакцина все еще действует, и неизвестно, обрету ли я вновь свои способности. Черт!
– Да что с тобой творится? – жалобно стонет подруга. Она берет меня за руку и тянет к многоэтажкам. – Надо уходить!
– Не могу. – Смотрю на очертания переулка и не слышу ни ударов, ни музыки. Лишь свистит ветер, и меня злит это так дико, что я хочу испепелить всю улицу, всех людей, каждого прохожего, даже не скривив душу.
– С ним все будет хорошо.
– Но он один против стольких…
– А разве этому человеку нужен кто-то еще?
И до меня вдруг доходит, что сила Рувера в одиночестве, в равнодушии. Дыру в плече он получил лишь потому, что отвлекся. Не будь рядом меня, он бы ни за что не просчитался, ни за что бы ни пострадал. Он ведь сильный. Легенда для Аспида, для всех охотников. Так, может, Вероника права? Может, я сделаю только хуже?
Ухожу, коря каждый свой шаг. Мы бежим домой, а у меня перед глазами стоит его лицо, его взгляд. Я отдаляюсь от него все дальше, но такое ощущение, будто становлюсь к нему еще ближе. Задыхаюсь от своих чувств. И если Рувер испытывает нечто подобное – мы обречены. Внезапно отчетливо осознаю, что готова убить за этого человека. Признаться, эти мысли пугают меня. Я возвращаюсь домой уверенная в том, что упади хотя бы один волос с головы «немецкой речки» по вине Видалины – и она труп. Обещаю себе. Пусть он способен защищать меня. Зато я сумею за него отомстить.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТЬ. ИНВЕРСИЯ.
Он не приходит к утру. В обед его тоже нет.
Я сижу на кухне и никак не могу перестать грызть ногти, превращая кожу вокруг пальцев в бесформенные ранки. Смотрю на часы, исследую ящики, пью пятую чашку зеленого чая и постепенно схожу с ума, накаляясь и белея, как разъяренная сталь.
Никка спит в зале, свернувшись в клубок, будто кошка. Иногда она кричит, просит прекратить пытки, выключить воду, и каждый раз, когда я слышу ее жалкий голос, меня передергивает. Приходится закрыть дверь, чтобы прекратить ночные взвывания и отдохнуть от дикого чувства вины хотя бы на какое-то время.