Обратная сторона космонавтики
Шрифт:
Шимпанзе-астронавты долгое время оставались некоей химерой. Люди никак не могли определиться, кто же они в первую очередь — обезьяны или астронавты, подопытные животные или герои нации? Единого мнения не существует до сих пор. Даже на могилку Хэма один поставил корзинку с цветами, а кто-то другой положил пластиковый банан.
И людей нельзя винить в отсутствии единодушия. Заслуги Хэма и Эноса — шимпанзе, который в 1961 году совершил первые в истории Америки пробные суборбитальный (в январе) и орбитальный (в ноябре) полеты, — были не менее славными, чем карьеры Алана Шепарда и Джона Гленна. Шимпанзе и двое астронавтов, которые отправились в космос сразу после них, никогда не тренировались вместе, хотя это было вполне возможно. Ведь они проводили время в одних и тех же барокамерах, испытывали невесомость на борту того же самолета во время параболического полета, тренировались в одной и той же центрифуге и вибростендах, чтобы привыкнуть к шуму, тряске и силе гравитации при запуске ракеты, а в славный день своей жизни прощались с Землей на той же пусковой платформе.
Обязанности по управлению ракетой были одинаково минимальны как для человека, так и для обезьяны. Капсулы «Меркурий», как выразился
43
Управление, конечно же, моглоосуществляться астронавтами посредством реактивного двигателя ориентации, но в этом не было никакой необходимости. Капсула могла просто управляться автопилотом либо оператором с Земли, как выразился астронавт Майк Коллинз, «в обезьяньем режиме».
Какими могли быть последствия, связанные с полетами в космос? Речь идет не только о невесомости, но и о космическом излучении. (С момента образования Вселенной в ней с огромной скоростью летают высокоэнергичные атомные частицы. Магнитное поле Земли защищает нас от космических лучей, но на орбите эти невидимые частицы могут беспрепятственно проникать в клетки человеческого организма, вызывая их мутацию. Все это настолько серьезно, что астронавтов даже сравнивают с работниками АЭС.)
Точно так же, как Альберты подготовили почву для плодотворной работы астронавтов «Меркурия», Хэм и Шепард сыграли свою незаменимую роль для программы «Джемини». И так было всегда: «Джемини» проложила дорогу для «Аполлона», а шестимесячная работа на космической станции — для невероятно долгого путешествия на Марс. Каждая космическая программа так или иначе вносила свой вклад в развитие науки, но с каждым новым, еще более грандиозным планом освоения космического пространства предыдущие полеты рассматривались главным образом как подготовка к следующему, более долгому и сложному путешествию.
Невесомость, однако, все еще не давала НАСА спокойно спать по ночам. «Это был наш собственный кошмар, — говорил Джон Гленн в 1967 году в интервью „Ассошиэйтед Пресс“. — Офтальмологи боялись, что в невесомости глазные яблоки могут изменить свою форму, а это скажется на нашем зрении. Были даже предположения, что мы вообще не сможем ничего видеть». Поэтому в капсуле Гленна на панели управления всегда можно было увидеть уменьшенную копию таблицы для проверки остроты зрения. Гленна заставляли читать строчки с буквами каждые двадцать минут. Кроме таблицы Снелла, на борту имелись также приборы для определения развития астигматизма и способности различать цвета. Раньше, когда я слышала об историческом полете Гленна, я думала: «Интересно, на что был похож первый выход астронавта на орбиту Земли?» Теперь я знаю. На прием у офтальмолога.
Еще одной заботой НАСА было большое ускорение при старте ракеты и при ее возвращении. Если что-то пойдет не так, астронавты должны быть в состоянии дотянуться до панели управления. Но если из-за возросшей в несколько раз тяжести рука весит 30 килограммов вместо обычных 4, сможет ли астронавт просто поднять ее? Именно поэтому Хэм (а позднее и Энос) неделями учились дотягиваться до рычагов управления и нажимать на них в случае надобности. Эта способность также давала ученым возможность проследить динамику когнитивных способностей шимпанзе во время полета. Исследователи хотели убедиться, что отсутствие тяжести и уже открытое радиационное излучение космоса не окажут негативного влияния на время реакции астронавтов.
Но если учесть, что астронавтами «Меркурия» были лучшие военные пилоты, которые уже привыкли к колебаниям и воздушной тряске, то такие опасения не совсем понятны. Конечно, эти мужчины никогда прежде не были в космосе, но они провели достаточно времени у его порога, чтобы мы могли быть спокойны за них. Будучи летчиками-испытателями, они уже не понаслышке знали, какой силы может достигать перегрузка при резком подъеме (во время некоторых полетов они испытывали куда большие перегрузки, чем те, что возникали при запуске «Меркурия»). НАСА было уверено в людях, но не в том, что весь полет пройдет гладко. За два месяца до запуска «Меркурия» система управления ракеты «Редстоун», которая должна была запустить капсулу Шепарда в космос, вдруг начала давать сбои. В последние минуты в аппаратное устройство внесли семь изменений, которые на практике проверить, естественно, не успели. (Впоследствии НАСА, видимо, очень сожалело обо всех этих предосторожностях, ведь в итоге русским удалось опередить американцев и отправить Юрия Гагарина в космос на три недели раньше Алана Шепарда.)
Тот факт, что Хэм первым вышел в космос и вернулся оттуда целым и невредимым, дало повод для сравнения астронавтов, героев нации, с прославленными шимпанзе. «Да, быть вторым после обезьяны — сильный удар по эго», — говорил Бил Бритц. Астронавты наверняка предпочли бы иметь какого-нибудь другого предшественника. Еще до полета Хэма, чтобы проверить сенсоры кабины, в космос была запущена ракета с «манекеном члена экипажа», [44] который мог «дышать», поглощая кислород и выдыхая углекислый газ. Так что те же оскорбительные намеки могли быть сделаны и относительно чучела, макета настоящего человека, который тоже «вышел в космос». Но прессу эта история не интересовала, они предпочитали сравнение с шимпанзе. Когда летали Шепард и Гленн, на корабле уже не висел дозатор с банановыми шариками, но видно было, где он находился раньше. Как сказал Чак Эгер, спортсмен-культурист, «я бы не хотел лететь в ракете, где, прежде чем сесть на стул, нужно смести обезьяньи какашки».
44
Макеты астронавтов активно использовались даже во время спутниковой программы, когда советские ученые проводили испытания с манекеном по имени Иван Иванович, а иногда проверяли с помощью песен качество связи. Вначале было предложено поместить на борт ракеты звукозапись какой-нибудь песни, чтобы западные службы не подумали, что на борту находится шпион. Но затем кто-то заметил, что те же спецслужбы могут подумать, что советский космонавт-шпион просто сошел с ума. Тогда на пленку решено было записать целый хор, чтобы теперь даже самый легковерный западный умник понимал, что это запись, ведь хор на корабле-спутнике никак не поместится. Запись же голоса, читающего рецепт супа, была заменена впоследствии на нечто более оригинальное. На орбиту запустили макет астронавта по имени Энос, который произносил следующие слова: «Центру управления полетом, это астронавт. Я нахожусь у окна, вид замечательный.» Эта запись была своего рода пародией на сделанное ранее заявление президента Кеннеди: «Шимпанзе взлетел в 10:08. Он доложил, что все пока идет замечательно, оборудование работает исправно». Видимо, КГБ распускал таким образом слухи о помешательстве президента Соединенных Штатов.
Хотя астронавты жили и тренировались бок о бок с Хэмом, Эносом и их дублерами в знаменитом Ангаре S космического центра им. Кеннеди, Бритц может вспомнить только один-два случая, когда ему удалось переброситься несколькими словами с Шепардом. «Мы не часто пересекались, — говорит и ветеринар Эноса Джерри Файнег. — Они как могли отрицали факт нашего присутствия». Шутки об обезьянах тоже особой популярностью там не пользовались. Бритц рассказал мне историю о том, как возле здания показался фургон с изображением астронавта и шимпанзе, направляющихся к готовой к запуску ракете: «На фургоне были нарисованы траектории полета Алана Шепарда и Хэма. Траектория полета шимпанзе — выше и длиннее». (Из-за сбоев в управлении Хэм действительно взлетел на 68 километров выше положенной траектории.) «Поверьте, многих это действительно взбесило. Через минуту фургон как сквозь землю провалился», — вспоминает Бритц. А директор пусковой платформы «Меркурия» Гвентер Уэндт однажды даже угрожал Шепарду заменить его одним из тех парней, которые готовы работать за бананы. Шепард, как гласит история, бросил за это в Уэндта пепельницей.
Джона Гленна шутки с обезьянами задевали не так сильно, как Алана Шепарда, поскольку Энос был не такой сенсационной новостью для прессы, как шимпанзе Хэм. Еще перед полетом Хэма советским ученым удалось отправить в космос двух собак Белку и Стрелку, которые вернулись с орбиты живыми, и теперь Америка ждала ответного шага от своего правительства. Когда же Хэм живым и невредимым вернулся Землю, пресса говорила о нем не как о подопытном животном, а как о коротконогом волосатом астронавте. Журнал «Лайф» даже поместил его фотографию в костюмчике для полетов [45] на обложке одного из своих номеров под заглавием «Бравый Хэм. Возвращение из космоса». Публика была взбудоражена. На адрес военно-воздушной базы «Холлоуман», где проживал тогда Хэм, начали приходить письма, цветы, сувениры для маленького героя. Люди даже присылали копии страниц из журнала «Лайф» с просьбой, чтобы Хэм поставил на них свой «автограф». Работники базы даже жаловались, что «автографов» было сделано так много, что на аукционе они стоили уже не больше $4. (Хотя и это, скорее всего, была цена подделки. Сотрудники не хотели «переутомлять» обезьянку частым обмакиванием лапки в чернила, так что, по словам Бритца, часто заменяли его каким-нибудь другим волосатым сородичем.)
45
Хэм и Энос путешествовали в герметических отсеках и поэтому не нуждались в скафандрах. Но все-таки некие прототипы космических костюмов для шимпанзе разрабатывались. Одним из них был так называемый ОНЖОЖ-костюм — сертифицированный продукт Организации по недопущению жестокого обращения с животными. «Чтобы убедиться, что костюм безопасен для человека, мы решили протестировать его на шимпанзе, но чтобы убедиться, что костюм безопасен для шимпанзе, мы были вынуждены протестировать его на человеке, — написал мне в электронном письме соавтор книги „Американские скафандры“ Джо Макманн. — Это просто сводило с ума».
В целом в газетах статей о Хэме вышло, наверное, раз в пять больше, чем об Эносе. «Энос был не столь харизматичен, и он не был первым», — заключает Файнег. Так что ореол Джона Гленна действительно не так сильно мерк в лучах славы его обезьяноподобного предшественника. Гленн даже пытался как-то смягчить нелестные сравнения собственными шутками. Однажды перед аудиторией он рассказал историю, как маленькая дочка Кеннеди спросила его при президенте, где сейчас обезьянка. [46]
46
О которой юная Кэролайн только и мечтала все последнее время. Тремя месяцами ранее, примерно в то же время, когда в космос полетел Энос, Джеки Кеннеди взяла напрокат обезьянку, чтобы сделать сюрприз на день рождения своей дочери. Праздник должен был проходить в Белом доме и привлечь информационные агентства. Кроме живой обезьяны, на празднике были бутерброды с джемом, свистки, трехколесные велосипеды, то и дело мелькавшие вокруг Белого дома, и, надо надеяться, успокоительные для Джеки. Кэролайн, безусловно, хотелось иметь своего собственного шимпанзе-астронавта. Ведь ранее Никита Хрущев подарил ее маме одного из щенков собаки-космонавта Стрелки. Подарок был сделан не без намека, ведь Стрелка почти на год опередила Эноса. Авторы «Животных в космосе» пишут, что Белый дом обследовал щенка даже при помощи рентгена, «чтобы проверить его на наличие жучков или смертоносного оружия».