Обратная сторона космонавтики
Шрифт:
Энос, теперь ты чист в глазах народа.
От дуновения сухого ветра цветы на могиле Хэма заколыхались. Я стою рядом, жмурясь от полуденного солнца, ем свой бутерброд и отогреваюсь после утра, проведенного в охлажденных мощными кондиционерами архивах музея. Теперь я знаю историю могильной таблички. Даже после смерти Хэма продолжают преследовать двойственность отношения и понимания. По утверждению руководства Зала славы Международного музея освоения космоса, их буквально атаковали письма и звонки от СМИ и простых людей с вопросом о том, что случилось с останками знаменитой обезьянки. Всем было интересно, что положено делать с мертвым шимпанзе-астронавтом по протоколу: провести поминальную службу или сжечь в крематории.
Позиция военно-воздушных сил относительно этого вопроса была четко обозначена в письме полковника Уильяма Коуана. По их мнению, Хэм — это историческая ценность. Коуан нередко говорил об останках Хэма как о «туше» и предлагал провести некропсию (аутопсию для животного), удалить скелет, очистить кости от остатков плоти с помощью специальных жуков, а затем
Останки Хэма были перевезены в другое место, на случай, если ученым все же захочется взять несколько образцов его тканей. По мне так все это было не очень хорошей идеей. Я видела фотографию Хэма, сделанную через десять лет после его полета. Он был килограммов на пятьдесят толще, зубов у него уже стало поменьше, да и в остальном он выглядел не очень. В нем уже сложно было узнать того молодого шимпанзе с розовой мордочкой и в костюмчике для полетов с обложки «Лайф». Теперь Хэм походил, скорее, на актера Эрнста Боргнайна в старости.
Но моего мнения, естественно, никто не спрашивал. В Смитсоновском институте уже предложили план таксидермии Хэма и выставки его фотографии в качестве «экспоната» Зала славы Международного музея освоения космоса. Услышав это заявление, публика просто взбесилась. В архивах до сих пор сохранилась пара писем следующего содержания: «Уважаемые. Хэм является национальным героем, а не вещью. Может, вы предложите сделать чучело и из Джона Гленна?»; «Этот шимпанзе не перец, который можно нафаршировать.» и т. д. Следующим шагом общественного негодования стала опубликованная в «Вашингтон пост» статья под названием «Плохое решение», в которой автор обвинял сотрудников Смитсоновского института в склонности к коммунистическим взглядам, ведь «Ленин и Мао Цзэдун были единственными национальными героями, из которых сделали мумии». (К слову о коммунистической традиции, в Советском Союзе решено было сделать чучела собак-космонавтов Белки и Стрелки. Сегодня они стоят в стеклянных ящиках московского Мемориального музея космонавтики с поднятыми вверх головами, будто глядя в бездонную высь неба или просто ожидая угощения.)
В результате прежнее решение было отменено, и Хэма постановили похоронить как героя, как раз напротив флагштока у входа в Зал славы (в чем-то подобной чести был удостоен и медвежонок Смоки, национальный американский символ борьбы за предотвращение лесных пожаров [47] ). Сложно представить, что осталось от прославленного шимпанзе после некропсии, извлечения скелета и переноса останков, но что бы это ни было, покоится оно сейчас здесь, под цветами.
Теперь руководству музея осталось только позаботиться о соответствующей церемонии. Они вынуждены были с уважением отнестись к желанию народа сказать несколько слов о вкладе Хэма в развитие космонавтики Соединенных Штатов. Испытывая сильнейшее давление со стороны, представитель музея по связям с общественностью послал письмо извечному сопернику Хэма Алану Шепарду. В письме говорилось о том, что Шепарду должна понравиться возможность провести немного времени в кругу внимания «национальных средств массовой информации», будто ему, первому американскому астронавту, этого внимания недоставало, особенно на мероприятии, где главной фигурой будет не он, а все тот же шимпанзе. Позднее автор признал, что письмо было написано «с неподходящей для ситуации долей плоского юмора». Хотя здесь кавычки, по всей видимости, излишни, и самому автору письмо показалось достаточно остроумным.
47
Его могила, как ни удивительно, тоже расположена в штате Нью-Мексико. Правда, там покоится не настоящий символ Службы леса США, который был, естественно, выдуманным персонажем, а маленький медвежонок, который родился во время одного из пожаров в Нью-Мексико и был назван в честь известного героя (разница только в том, что в имени настоящего медвежонка нет артикля, в отличие от имени его прототипа). Да и официальным прозвищем штата как-никак является «Земля чудес», а не «Земля памятников животным в штанишках».
Ответ пришел на фирменном бланке регионального отдела компании «Куэрс» в штате Техас, директором которого и работал в то время Шепард. Бывший астронавт поблагодарил руководство музея за «интересное предложение» и выразил сожаление по поводу невозможности принять его. Письмо напечатал секретарь Шепарда, подписи астронавта на нем также не стояло.
Разочарованные сотрудники Зала славы решили пригласить тогда Джона Гленна, который в то время был уже сенатором и кандидатом в президенты США. Гленн также вежливо отклонил приглашение музея, ссылаясь на обстоятельства.
В ежедневной газете «Альбукерке Джорнал» вышла статья с коротким описанием всей церемонии. На фотографии можно было увидеть человек сорок, спокойно стоящих возле могилки Хэма. «Полковник Стэпп произнес небольшую речь, после чего девочки-скауты из отряда 34 города Аламогордо возложили на место захоронения венок», — писала газета. Некогда Стэпп проводил эксперименты в краш-лабораториях на военно-воздушной базе Холлоуман, где ученые нередко использовали в своих экспериментах шимпанзе, если казалось, что их условия слишком опасны для человека. Так что Стэпп был не совсем подходящим для данной церемонии человеком. С одной стороны, он как никто другой был хорошо знаком с героизмом этих сородичей человека, но только потому, что сам же и подписывал большинство бумаг, предписывающих им совершать эти
48
Хотя сам Стэпп был довольно сентиментальным человеком. Полковник сочинял сонеты и поэмы о любви для своей жены Лиллиан, которая была балериной Американского театра балета. Его стихи и сегодня можно купить за $5 в магазине сувениров Музея истории освоения космоса штата Нью-Мексико. Но во время церемонии Стэпп не читал ничего из своих произведений, хотя кое-что из написанного им могло бы быть очень даже к месту: «Если б шимпанзе умел говорить, мы стали бы просить его молчать».
Эносу памятников никто не ставил. В регистрационной книге базы Холлоуман [49] значится, что его «останки находятся в Смитсоновском институте», но где конкретно, похоже, никто уже и не знает. Крису Даббсу, автору книги «Животные в космосе», удалось как-то познакомиться с человеком, чья мать некогда препарировала глаза Эноса, чтобы провести исследование воздействия на них космического излучения, но мужчина понятия не имел, что случилось с остальным телом шимпанзе. Из этого можно заключить, что его останки были разделены на части и отданы ученым на исследование, что вполне обычная судьба для подопытного животного.
49
Хэм встречается в этой книге под двумя разными именами: вначале его звали Чанг, а затем переименовали в Хэма (сокращенное от «Холлоуман аэромедикал»). Когда шимпанзе отобрали для полета, наверху было решено дать ему другое имя из-за опасения, что «Чанг» звучит немного по-китайски. Чтобы перестраховаться, новые клички получили еще некоторые шимпанзе. Имена же обезьянкам давали такие же, какие были у работников базы или, как в случае с Большим Уродцем, Мисс Жеманство, Большим Злюкой и Большими Ушами, за их собственные поведение и внешность.
Как бы там ни было, Хэм и Энос — наша история. Они сыграли немалую роль в попытках страны покорить космическое пространство, но я бы не спешила называть их «героями». Хотя бы уже даже потому, что в их действиях не было и капли храбрости и отваги. Подвиг всегда предполагает некое осознание опасности и действие, несмотря на это осознание. А для Хэма 31 января 1961 года был просто еще одним необыкновенным днем в маленькой металлической коробке. Алану Шепарду во время полета, возможно, и не пришлось использовать свои навыки летчика-испытателя, но ему наверняка понадобилось все его мужество, чтобы совершить этот подвиг. Он позволил поместить себя в герметичный контейнер на носу ракеты и запустить в космос, что было безумно опасным поступком, на который решился самый обыкновенный человек.
Решение отправить вначале в космос шимпанзе, а не астронавта было совсем не простым. НАСА пришлось учесть не только всю обеспокоенность за команду «Меркурия» и отсутствие уверенности в технике, но и давление со стороны Советского Союза. Та же смесь неуверенности и желания стать первыми царила и в первые дни работы программы «Аполлон». Видя, что СССР все время удается быть первым — запустить первый искусственный спутник, первое живое существо на орбиту (собаку Лайку), добиться возвращения с орбиты живых существ (собак Белки и Стрелки), отправить человека в космос и совершить первую космическую прогулку, — Соединенные Штаты стремились во что бы то ни стало первыми добраться до Луны. НАСА, не жалея сил, работало над воплощением в жизнь заявления Кеннеди о том, что к концу 1960-х американцы высадятся на Луне. Ну, или хотя бы окажутся довольно близки к этой цели.
Между маем 1962 и ноябрем 1963 года опытный репортер «Ассошиэйтед Пресс» Гарольд Р. Уильямс написал четыре очерка о своих визитах в новое здание для шимпанзе, построенное при исследовательской аэромедицинской лаборатории базы Холлоуман. «Школа шимпанзе», как Уильямс называл это учреждение, состояла из множества безобразных на вид корпусов, где жили и тренировались для программы «Меркурий» Хэм, Энос и другие шимпанзе. Двадцать шесть сотрудников в белых халатах работали в здании с кухней и новым спальным корпусом, куда выходили двери всех клеток. Обучение же в «школе» проходило по «новой, сложной и секретной» программе. Очерки Уильямса печатались не в одном десятке американских газет и под разными названиями, которые по-своему освещали возможный исход программы: «Первые американцы на Луне. Шимпанавты [50] усердно готовятся к секретной космической операции»; «Обезьяны с базы Холлоуман могут стать первыми землянами на Луне»; «Выпускники школы для шимпанзе побывают на Луне».
50
Служащим Холлоуман пришлось отказаться от использования этого термина, после того как на них посыпались письма от разъяренных этимологов. Оказывается, суффикс «навт» пришел из греческого и латинского языков, где обозначал «корабль» и «плавать». Слово астронавтобозначает человека, который плавает в космосе, в то время как шимпанавт — просто шимпанзе в штанишках моряка.