Обратная сторона личной свободы
Шрифт:
– Какая у тебя шикарная квартира! – сказала она восхищенно.
– Только окно и шикарное, – рассмеялся он. – Знаешь, во сколько оно мне обошлось?
Но Людмиле было интересно вовсе не это.
– А если разобьётся? Падать с такой высоты – верная гибель…
– Эта мысль каждому приходит в голову. Но, во-первых, по карнизу идёт металлическая сетка, а во-вторых, стекло небьющееся. Даже точнее, пуленепробиваемое. Зато посмотри, сколько света. Стена выходит на юг, так что в окно почти всегда светит солнце.
– И летом жара, наверное.
Димка согласился:
– Опасность
– И штор нету.
– А зачем? Кровать у меня закрывается пологом. Но при желании прямо с неё можно смотреть в звёздное небо.
Он подошел к небольшому комоду и достал из него стопку постельного белья.
– Молодец сестра, не подвела. Чистое белье всегда имеется.
– Ты же говорил, что полгода не был в увольнении!
– Мне хотелось, чтобы ты меня пожалела: какой я несчастный, всеми брошенный.
Людмила прикусила губу, чтобы не расхохотаться, но сказала строго:
– Значит, и домой ты ходишь, и с родителями видишься.
Димка укоризненно взглянул на неё.
– Милочка, тебя, что же, никто никогда не обманывал?
– Обманывали.
Он поинтересовался снисходительно:
– Тогда почему ты веришь всякой ерунде?
– И всякому трепачу, ты это хотел сказать?
– Всё, сдаюсь! – Димка поднял руки. – И обещаю тебя больше никогда не обманывать.
И обнял её за плечи.
– Значит, и насчёт того, что приставать не будешь…
– Врал! – охотно признался он. – А ты против?
– По крайней мере, – жёлчно заметила Людмила, – имей в виду: если я залечу, аборт делать не буду.
– Какой аборт, детка! – Он подхватил её на руки и прорычал в самое ухо: – Неужели мы с тобой одного ребенка не прокормим?
Балабол.
Как-то всё у них произошло в первый раз странно. Слишком узнаваемо, что ли. Будто они жили вместе уже много лет и знали друг о друге всё. Что кому нравится, кто как любит. По крайней мере Людмила даже охрипла от крика, который не могла сдержать, а Димка закусывал губу, чтобы не следовать её примеру, и лишь тихо постанывал.
Потом он продолжал обнимать Люду, уткнувшись носом в её шею.
– Я сразу понял, что это ты.
– В каком смысле?
– Что мы подойдем друг другу.
– Неужели это так редко бывает? Мужчины и женщины ведь созданы друг для друга. С универсальной резьбой, – грубовато пошутила она, потому что даже испугалась собственной реакции на то, что всегда считала не слишком интересным. Успокоила себя тем, что, как медик, она может говорить в таком тоне.
Оказалось, что она вовсе не безразлична к сексу и ей нравится заниматься этим именно с Димкой, потому что он открыл ей новый мир ощущений, для которого надо было… может, и не любить друг друга, но по крайней мере чувствовать себя единым существом… И звезды за окном теперь вспыхивали у неё перед глазами и сердце падало куда-то вниз, и замирало, и начинало учащенно биться, и от этих чувств хотелось плакать.
– Ради тебя я мог бы дезертировать из армии, – сказал он, не обращая внимания на ее приколы.
– Еще чего придумал! Я тебя и так подожду.
– А давай ты переедешь ко мне и будешь жить здесь, в моей мастерской? А когда я вернусь, мы поженимся.
С кровати, на которой они лежали, Людмила окинула взглядом квартиру, та, видимо, была когда-то однокомнатной, а теперь безо всяких перегородок, кроме кабинетика задумчивости, была единым целым – даже кухня не выглядела отдельным помещением. Так, плита за решётчатой перегородкой и окно, в которое еда, надо понимать, передавалась в многофункциональный холл.
В холле повсюду стояли картины. А у стены – полки с красками и всякими художническими принадлежностями. И вот здесь Людмиле предлагали жить?
С другой стороны, бабка в этой квартире-мастерской её никогда не найдёт… Хотя при чем здесь бабка? На самом деле Людмиле хотелось бы приходить сюда после работы, смотреть на город днём и на звездное небо ночью. И ждать, когда хозяин вернется домой…
Бабку она видеть не хотела. И с родителями созваниваться – тоже.
Как бы Димка ни уверял, что своих родственников Люда скоро простит, она всё ещё тянула, всё думала, что мама с отчимом перед ней виноваты, несмотря ни на что. Наверное, потому, что прости их и автоматически сама станешь виноватой. Ишь как она легко раздала всем сестрам по серьгам!
Если быть справедливой, Людмиле сначала надо разобраться в себе.
– А ты не передумаешь? – сказала она вслух вопросом на вопрос. Правда, после него было сказано ещё кое-что, но она старалась об этом не думать. По крайней мере пока. «Посмотрим», – могла бы сказать она, но это его предложение не стала уточнять. А вдруг он сказал просто так? Ну как в том дурном анекдоте: «Ты же говорил, что на мне женишься! – Мало ли, что я говорил на тебе».
– Крокодилы назад не пятятся! – сказал он смешную фразу.
– Разве ты крокодил? – прыснула она.
– Ещё какой!
И легонько ткнул её пальцем в живот, она куснула его за плечо, и оба начали барахтаться, как два шаловливых щенка. Да они, наверное, и были бы щенками для кого-то, кто стал бы наблюдать их со стороны.
Как это, оказывается, здорово, когда не надо ни притворяться, ни вздрагивать от неверного движения, ни ждать какого-нибудь непристойного предложения, ни стесняться… А всё происходит естественно, как дыхание, как жизнь…
Он что-то сказал… Чтобы Люда осталась здесь, в его квартире.
– Жить здесь? А что, надо подумать!
– А я буду звонить тебе и сообщать, когда приду. А ты будешь готовить обед… Кстати, ты умеешь готовить?
– Самое необходимое – умею, а остальное – научусь!
– Я подарю тебе поваренную книгу, и ты станешь все кулинарные эксперименты проверять на мне. Представляю, как я теперь стану жить от одного увольнения до другого, и помирюсь с прапорщиком… Я даже стану его любить…
Людмила, не выдержав, рассмеялась:
– Вот этого не надо, народ не так поймёт. У нас на экране и так слишком много мужской любви. – А потом она вспомнила: – Вообще-то я уже снимаю квартиру…