Шрифт:
...Все они неплохо сохранились. На удивление неплохо; я, признаться, совсем забыл, где они лежат... Пеленки, «простые» и баевые, распашонки, такие крохотные, что невозможно представить себе человеческое существо, которому они пришлись бы впору...
Это существо — я.
Старые вещи сложила в ящик моя бабушка, и после ее смерти о них все забыли.
Двухтысячный год! Год моего рождения, Боже мой... Я вернулся с чествования поздно, около двенадцати, все не мог заснуть... Поразительно, на подобные празднования вечно сбегается всякая шушера, на десяток друзей и учеников приходится два десятка прихлебателей, и они громче всех выкрикивают свои неуместные тосты...
Да, ворчу. Имею право. Человек, которому позавчера стукнуло сто лет, имеет право поворчать.
Итак, заснуть я не мог, и вовсе не из-за того, что случайные гости на юбилее испортили мне настроение; просто все было как-то... Не люблю вех, особенно таких жирных. Все домашние в конце концов уснули, а я слонялся-слонялся по дому.
А потом поднялся на антресоли... что же мне было здесь нужно? Забывчив, человек в сто лет имеет право быть забывчивым...
...и
Чего здесь только... Господи. Древние полиэтиленовые мешочки... кажется, они назывались «кульками». Пеленки, не тронутые временем... Детские вещи... да, вот эти самые, мои вещи. И даже несколько штук этих... так называемых памперсов, варварских приспособлений, которые тогда считались верхом прогресса...
Почему-то коробка спичек. Картонная коробочка с надписью «Господин Великий Новгород, ГОСТ 1820-85»...
Бумага, листы, отпечатанные, кажется, еще на допотопном принтере. Разрозненные и собранные в бумажную папку; у меня, честно говоря, задрожали руки. Я присел прямо здесь... на ступеньке... и стал читать.
«...Когда редакция попросила нас принять участие в «Истории будущего», мы вначале отказались... о чем писать, если фантастика так искусала яблоко футуризма, что на нем живого места не сыщешь?»
Я перевернул листок — подписи нет, никаких пометок, откуда это, к чему... какая-такая редакция? Хотя нет, вот здесь, на обратной стороне в углу... «Передать поездом... Позвонить Эдику...»
Невозможно ошибиться. Почерк отца я худо-бедно помню. Спасибо тебе, человеческая привычка делать случайные записи где попало, теперь я знаю, кому принадлежат набитые безликим принтером записи...
«Земля, как известно, стоит на трех китах. Литература, на мой взгляд, тоже, и киты эти называются Тремя Главными Темами: Любовь, Смерть, Насилие. Мы, как авторы, паразитируем именно на этих вечных темах. И естественно увидеть «Историю будущего» через призму этих категорий: останутся ли неизменны данные социофеномены или же трансформируются, и если да, то как?
Проще всего со СМЕРТЬЮ. Досадно осознавать, что развитие медицины продлит жизнь человека уже совсем скоро. Досадно потому, что мы не успеваем к этому продлению: нас оно не коснется. Что ж, пусть отпрыски наслаждаются днями рождений в 100, 150, 200, может, даже 250 лет... Увы, никакие успехи трансплантологии, терапии, фармакологии, экологии не смогут далее существенно продлевать эту самую жизнь, ибо наукой давно уже доказано существование генов смерти. Хомо Сапиенс, как и любой другой биологический вид, содержит в своих хромосомах ограничители. И геноинженерия тут окажется бессильной: даже у металла есть возраст старения, что ж тут говорить о субстанции более хрупкой. Природой так и предусмотрено, чтобы мы рождались, дабы умереть, освободить нишу потомкам, раскручивая спираль эволюции. Мы преодолеваем факт «делейта», передавая свои гены — это и есть наш дерзкий ответ Неизбежному. А кроме того, оставляем после себя дела и творения: только они могут жить вечно, если на то заслуживают. А вот СТРАХ перед смертью, увы, останется. И, может быть, будет еще более горьким, ибо в наше время можно устать от старости, ее запретов, неудобств и тем самым смириться с ней — в будущем же старость станет более юной, более комфортной и менее утомительной: так чего бы еще не пожить? И еще о горечи. В прошлом человек мог не бояться смерти, если ВЕРИЛ в загробную жизнь: вспомним, как запросто отправлялись в мир иной с мечами в руках язычники-викинги или с улыбкой на устах отдавали себя на растерзание львам первые христиане. Я проклинаю свой атеизм, лишивший меня иллюзии воссоединения с дорогими мне отцом и матерью: но что поделаешь? Конечно, развитие наук вовсе не прямо пропорционально развитию трезвого взгляда на роль могильных червяков (вспомним переполненные стадионы наших просвещенных граждан во время сеансов шарлатанистых чумаков экстрасенсорики), но в тенденции я уверен. И столетия спустя человек будет дрожать перед старухой с косой — дрожать еще сильнее...
Теперь о НАСИЛИИ. Увы, ничем порадовать грядущие поколения не смогу: по моему твердому убеждению, перспектива здесь нехорошая. Человечеству понадобились тысячелетия, чтобы от первобытной, полузвериной еще жестокости матриархата перейти к соблюдению догм «не убий», существующих в разных религиях как основа. Так длилось веками вплоть до нашего столетия, где две мировые войны, а затем и куча т.н. локальных конфликтов (на самом деле — весьма глобальных) не приучили массы к убийствам, агрессии, воспитав целые поколения головорезов. Развитие науки также дефлорирует бедную мораль — она просто не поспевает за техническим прогрессом. Дело не просто в ядерном, лазерном или психотропном оружии — мы привыкли видеть плоды применения орудий убийства через экраны телевизоров; убийца все больше абстрагируется от процесса убийства. И если в теленовостях нет агоний, то это уже преснятина... Увы, все это начинается с младых лет. Так, например, современные компьютерные игры, в которых наши чада начинают испытывать наркоманическую зависимость уже с пеленок, с точки зрения доброты просто ужасны — они приучивают с младых лет «мочить» все подряд, воспитывают привыкание к убийству. Так, например, знаменитая игра «Дум» и «Дум-2» (в свое время подло искусившая и меня) населена натуралистическими мерзостями казней и крови, и когда кончаешь очередного монстра — тот трехмерно корчится в муках... Но, впрочем, об этом писано-переписано, и сколько существует спекуляций на тему насилия, перерастающего в Апокалипсис... Будем надеяться лишь, что жатва агрессий не будет слишком фатальной и позволит цивилизации выжить, сковав Зло
Наконец, ЛЮБОВЬ. Это, может быть, самое интересное из того, что мы пытаемся понять в своих романах и повестях. Любовь — самая большая ценность жизни и самая большой ее секрет. Что это такое? Не будем ломать копья дефиниций, отметим в виде рабочей гипотезы лишь то, что когда любишь другого человека, то живешь его потребностями, и важно, чтобы ему было хорошо, а не тебе. То есть любовь неразрывно связана с альтруизмом и противопоставляется эгоизму. Только любовь и сделала человека Человеком. С этим связан инстинкт продолжения рода — самый древний и могучий код жизни. У В.П. Эфроимсона, замечательного московского генетика и эрудита (мне посчастливилось быть знакомым и работать с ним), в 60-е годы вышла полузапретная статья «Родословная альтруизма», наделавшая много шуму; в ней великий ученый обосновал оригинальные идеи о том, что корни этических норм зиждутся на биологии, и показал огромную роль самопожертвования, самоотречения в эволюции человека как вида. Выживали только те племена первобытных людей, где была эта самая искра взаимопомощи, альтруизма. И любовь Ромео и Джульетты, Тристана и Изольды, Орфея и Эвридики — высшая степень созидания, преодоления энтропии смерти, это и есть бессмертие. Реальный, не литературный человек — любой человек, самый маленький и невзрачный, если он наделен любовью :— подобен в этом Богу, ибо способен взойти на крест ради любимого. Так было веками, но что происходит ныне? Удар ниже пояса устоявшимся понятиям нравственности принесло изобретение в 50—60-е годы противозачаточных пилюль: преодоление страха беременности родило сексуальную революцию. Секс отделился от функции деторождения и стал сибаритом. И сегодня самые популярные телевизионные шоу — те, в которых сбрасываются последние покровы запретного, тайного, стыдливого.... На одной из таких телепередач публика рукоплескала девушке, способной удерживать гирьки мускулатурой влагалища. Стало модой кичиться перверзиями, публично делиться интимными деталями жизни вагины, пениса и ануса. Миллиарды телезрителей с удовольствием следят за оральными приключениями президента сверхдержавы, вникая во все подробности происхождения пятен на голубом платье его подчиненной. И прочая, и прочая... Глупость — несусветная. Та первобытная обезьяна, которая первая догадалась накинуть на себя набедренную повязку, была не просто кокетка — она была мудрой и дальновидной женщиной, родившей целый ритуал искушения и тайны, ритуал, создавший Литературу и Искусство. Нынешнее же обнажение половых органов неизбежно приведет к безразличию и потере эротической утонченности. На смену изысканным коллекционным винам придут ординарные, дешевое пиво и брага. Но дальше будет еще хуже. Ибо генетика и медицина готовят второй удар в пах нашим потомкам. Уже сегодня мужчина, мастурбируя в тиши лаборатории, может оплодотворить своей спермой взятую из морозильника яйцеклетку — и видеть развитие эмбриона в пробирке, а потом в животе эрзац-матери. Завтра искусственное зачатие станет нормой, и секс здесь побоку. И даже вынашивание в утробе своей или донорской ребенка не потребуются — куда более безопасно и просто станет выращивание эмбрионов в кюветах.
Особо же порочно так называемое беспорочное зачатие. Не знаю, появился ли Иисус Христос путем клонирования, но то, что сегодня по травке бегают овцы, телята и прочая живность, полученная фокусничаньем с разделением клеточных ядер — сущая истина. Очень скоро из клетки человека можно будет получить его двойники. В Ф-литературе подробно описаны всевозможные эффекты такого рода, но мы сейчас говорим о еще одном сокрушительном ударе по либидо, ибо для получения потомства здесь не нужно даже семяизвержение или овуляция. Половой инстинкт может отдыхать.
Но и это еще не все. Механистический подход к деторождению неизбежно сделает реальным фантасмагории первых евгеников, последователей Гальтона, мечтающих улучшить род человеческий с помощью генетики. Детей будут заказывать по требуемым параметрам, и государство с неизбежностью возьмет этот процесс под свой контроль. Новорожденный уже не будет нуждаться для своего выживания ни молока и ласки матери, ни отца, охраняющего пещеру от саблезуба. Все это заменит комфортный инкубатор. Не знаю, будет ли в конце концов выведен новый тип человека — «аква», «космо» и прочих, но то, что любовь лишится своего биологического фундамента — очевидно. А может ли она существовать без него, существовать только лишь в сфере игры или духовности? Не знаю. Мне кажется — нет, и корни альтруизма окажутся подрезанными, а с ними и устойчивость цивилизации. Эгоизм — это путь в звериное, это путь в агрессию и смерть: здесь три кита сталкиваются лбами и не могут более держать матушку-землю.
Что ж выходит? Запретить генетику, ибо она самая большая злодейка в моих «этюдах оптимизма»? На моей памяти ее уже запрещали — и Сталин с Лысенко, и различные моратории. Один из них был провозглашен в 70-е годы (при моей памяти); он обязывал нас, генетиков, не проводить опыты по генноинженерии из-за потенциальных угроз человечеству... Лучшие умы послушались, но средненькие умы и аутсайдеры тут же рванулись вперед, захватив внимание спонсоров биотехнологии. Нет, никакие моратории не спасут нас от любопытства и тщеславия ученых. И моя надежда лишь на новых Дон-Кихотов, мутантов среди бескрылой нормы. Романтических безу...»