Обратная сторона Японии
Шрифт:
2) признание уникальности;
3) маска.
Для подавляющего большинства людей общение начинается и заканчивается первой фазой. Это естественно: если вам нечего с японцами делить, если вы искренне согласны с их точкой зрения, если просто нет предмета спора или вы способны, как воспитанные люди, его не заметить, то и говорить не о чем. В самом деле, если вам не нравится японская кухня или вашему собеседнику – российские автомобили, о чем тут спорить?
Японцы, в силу особенностей своего воспитания, идеально проходят первый этап. Они излучают благожелательность, добродушие, олицетворяют вежливость и предупредительность. Все это значительно облегчает и общение с ними, и жизнь в Японии, делая ее изумительно комфортабельной для не очень продолжительного там пребывания. У нас, иностранцев, бывает, что от привычки к этой предупредительности
Хуже бывало, если речь заходила, к примеру, о тех же «северных территориях». Если вдруг обнаруживалось, что я имею на сей счет точку зрения, отличную от официальной японской, то в большинстве случаев (но не всегда!) начиналась уже настоящая дискуссия. Специалисты в области экономики пишут, что нередко оказывались в подобной ситуации во время обсуждения с японскими партнерами различных контрактов, таможенных правил или каких-то вопросов, несущих в себе, например, элементы протекционизма. Когда каждая из сторон хочет получить себе определенные преференции, дискуссия приобретает интересное развитие.
Вступление спора во вторую фазу неизбежно сопровождается выдвижением японской стороной главного тезиса – об уникальности японской культуры (варианты: методики ведения переговоров, системы власти, системы формирования общественного мнения и т. д.). Смысл этого заявления сводится к тому, что в силу этой самой уникальности (и автоматически – «неуникальности» любой другой культуры) преференции должна получить именно японская сторона. Еще раз: если японцы приехали в Москву, а вы пришли с ними на переговоры, будьте готовы к тому, что они будут вести себя так, как будто иностранец здесь вы. Сама по себе эта идея весьма интересна и довольно глубоко изучалась крупнейшими японоведами мира, хотя к общему знаменателю они так и не пришли – видимо, по причине уникальности изучаемого вопроса.
Оставляя в стороне реальность и причины возникновения «японской своеобычности», замечу только, что она является мощнейшим инструментом не только «мягкой силы» – политического пиара и культурной пропаганды. Она же эффективно поддерживает внешнеэкономические усилия Японии и ее внутреннюю политическую стабильность. Японцы презирают кремлевский тезис о «суверенной демократии», например, на том простом основании, что демократия должна быть везде одинаковой. Везде, кроме Японии, где она… правильно: суверенная!
Конечно, самым проблемным вопросом для нас стал вопрос территориальный. В случае обсуждения пограничного размежевания после скорого использования сторонами всех широко известных аргументов об исторической принадлежности злополучных островов и при недостижении понимания вариантом японской уникальности выступает следующий тезис: «Это (то есть принадлежность островов России) – оскорбление национального достоинства японского народа!»
Мне довольно часто приходится упираться в эту классическую фазу. Я давно уже знаю, что отвечать, и знаю, насколько мой ответ не имеет смысла. Эта фаза дискуссии скоротечна и переходит в третью почти мгновенно. Достаточно только возразить на вышеприведенный довод, например: «А почему ваше национальное достоинство дремало с 1945 по 1952 год, когда эта тема впервые была предложена американцами японскому правительству – для обострения отношений с СССР?», или «Почему вы выбрали в 1956-м Курильские острова, а не Окинаву, когда госсекретарь США Даллес шантажировал вашего премьера Ёсиду, наглядно объясняя, что Япония в любом случае останется без части свой довоенной территории – либо без Южных
В обсуждении территориальной проблемы иногда встречаются не совсем стандартные маневры, выводящие японскую сторону в третью фазу столь стремительно, что это приводит к совершенно неожиданным последствиям. Один дипломат, отстаивая японскую принадлежность островов, заявил, что «в принципе согласен с аргументами российской стороны, но после Второй мировой войны Советский Союз уничтожил 60 000 японцев за 10 лет сибирского плена! Это оскорбление национальной гордости!». Я спросил его, известно ли ему об извинениях за этих погибших, которые принес Ельцин? Известно. А известно ли ему об извинениях американцев, уничтоживших всего за три дня 1945 года (бомбардировки Токио, Хиросимы и Нагасаки) более 300 тысяч японцев, в основном мирных жителей, то есть женщин, стариков и детей? Нет? А разве это не затрагивает японскую национальную гордость? «Нет, – ответил мне гордый японец, – мы сами напали на Америку, и мы должны были быть наказаны. Это нормально». Гибель 300 тысяч стариков, женщин и детей нормальна. Гибель 60 тысяч солдат – оскорбление национальной гордости.
Иногда эти «уникальность» и «гордость» всплывают довольно неожиданно – на самой что ни на есть бытовой основе. Один мой японский знакомый, приехав в Москву, принялся учить меня уму-разуму и давать указания по его жизнеобеспечению. Он значительно моложе меня, и, некоторое время потерпев его капризы, я сказал ему все, что об этом думаю. Японец обиделся: «Ты не должен так говорить. Японцы так не говорят». «Я – не японец», – возразил я и тут же получил: «Все равно. В Японии так не принято. Ты общаешься с японцем, а мы – уникальный народ. Поэтому ты должен вести себя так, как принято в Японии». Мои резоны о том, что «в чужой монастырь со своим уставом не ходят», перевели его в третью фазу дискуссии.
Она возникает в экономических спорах, когда выясняется, что японская сторона не очень заинтересована в успешном окончании переговоров и сами переговоры велись для того, чтобы «продемонстрировать горячее стремление решить эту проблему». Ёку гамбаттэ иру. Если заинтересована – национальная уникальность считается временно не являющейся таковой, и стороны возвращаются к первому этапу. С третьей фазой, наверное, всем уже все понятно. Обиженные и оскорбленные японцы делают каменные лица, всем своим видом символизируя презрение к вам, к России и всем белым гайдзинам в целом… Мой японский знакомый после нашей ссоры тоже надел эту маску. Вскоре ему снова понадобилась моя помощь, и он как ни в чем не бывало отложил ее в сторону и вернулся к первой фазе дискуссии…
Гламурный самурай
Взгляды россиян, жаждущих встать на Путь внутреннего и внешнего процветания, и раньше были обращены на Восток, теперь же, когда дорога к здоровью начинается с завтрака в японском ресторане, каждому стало ясно, что пора обратиться к мудрости самураев, ведь именно они, кажется, живут в Японии?
Миф о том, что Япония – страна самураев, придумали не мы и даже не американцы. Как вы помните, его придумали сами японцы: профессор Инадзо Нитобэ, женатый на американке, – ощутил настоятельную потребность объяснить родственникам жены и всему миру то, о чем они смутно догадывались и раньше: сущность японского характера заключается в строгом следовании самурайским добродетелям. «Бусидо» по-японски значит «Путь воина». Раз он является олицетворением духа Японии, следовательно, все японцы – носители этого духа, то есть самураи. Для логичного и падкого на экзотику европейского ума этого было как раз то, что нужно: миф пошел в народ.
России повезло особенно: образ самурая укрепился в нашем сознании после поражения в Русско-японской войне, и даже война Советско-японская не помогла поколебать этот стереотип – это было далеко, давно, да и к тому же, как известно, «летели наземь» именно самураи – «под напором стали и огня». Потом они как-то очень удачно перевоплотились в других «самураев» – в синих костюмах и с «паркерами» вместо мечей. Взмах – и контракт подписан. Как голову врагу срубил. Красиво, и ведь тоже победа! Русским очень нравится. Нравится настолько, что образ самураев начали применять даже к тому, к чему по определению он применяться не может. Например, в Москве появился питомник китайских хохлатых собак «Русский самурай».