Обратная связь (сборник)
Шрифт:
— Что там говорилось насчет наркотиков в спальне? — спросил он.
Мы наблюдали, как Осборн, ничего не находя, копается в ящиках столов и тумбочек. Потом он заглянул под кровать и в шкаф. Как и в других комнатах, здесь было полно компьютеров, от которых через пробитые в стенах отверствия уходили толстые пучки проводов.
Я стоял рядом с большой цилиндрической коробкой из картона (одной из нескольких в комнате) емкостью, наверно, галлонов в тридцать, похожей на те, в которых обычно пересылают вещи. Крышка у коробки съехала чуть в сторону,
— Осборн, — позвал я. — Посмотрите-ка лучше сюда.
В коробке стоял мешок из толстого полиэтилена, на две трети заполненный капсулами «Кваалуда». Полицейские сразу же поотдирали крышки с остальных коробок, где обнаружили капсулы амфетаминов, «Нембутал», «Валиум» и еще много всего в том же роде.
После этой находки в доме опять появилось множество полицейских. Вновь вернулись и телевизионщики.
Меня среди всей этой кипучей деятельности никто не замечал, поэтому я проскользнул к себе в дом и запер дверь. Время от времени я выглядывал из-за занавесок и видел, как репортеры берут интервью у соседей. Хэл тоже там крутился и, похоже, наслаждался уделяемым ему вниманием. Дважды люди с телевидения стучали мне в дверь, но я не открывал, и в конце концов все ушли.
Я наполнил ванну горячей водой и отмокал там, наверно, целый час. Затем включил отопление на максимум и забрался в постель под груду одеял.
Однако всю ночь меня била дрожь.
На следующий день часам к девяти явился Осборн. Я открыл дверь, и следом за ним вошел Хэл. Выглядели они совсем не весело, и я, догадавшись, что полиция работала всю ночь, приготовил им кофе.
— Возьмите-ка, почитайте, — сказал Осборн, протягивая мне компьютерную распечатку. Я развернул бумагу, надел очки и начал читать.
Текст был отпечатан этим жутким шрифтом от игольчатой головки. Обычно я, не читая, выбрасываю подобные вещи в камин, но на этот раз сделал исключение.
Передо мной лежало завещание Клюга, и мне пришло в голову, что при утверждении этого документа в суде юристам придется несладко.
Клюг снова повторял, что он не существует, поэтому у него не может быть родственников, а все свое состояние он решил отдать тому, кто этого заслуживает.
"Но кто этого заслуживает?" — задавался вопросом он. Конечно же не мистер и миссис Перкинс, живущие через четыре дома вдоль по улице: они постоянно избивают детей. В доказательство этого Клюг ссылался на судебные постановления в Буффало и в Майами, а также на дело, возбужденное в местном суде.
Миссис Рэндор и миссис Полонски, живущие еще пятью домами дальше, любительницы распускать слухи.
Старший сын Андерсонов угоняет автомашины.
Мариан Флорес сжульничала на выпускных экзаменах по алгебре.
Совсем неподалеку жил тип, который на весьма крупную сумму надул городские власти на действующем до сих пор подряде на строительство шоссе. Жена одного из соседей путалась с коммивояжерами, а еще две другие завели себе постоянных любовников. Один подросток сделал своей подружке ребенка, бросил ее и расхвастался об этом приятелям.
Целых двенадцать пар, живущих по соседству, скрывали часть доходов от налогового управления или подтасовывали разрешаемые законом скидки.
У соседей, живущих за домом Клюга, постоянно лает собака.
Здесь я мог бы согласиться: эта собака частенько не давала мне заснуть по ночам. Но все остальное… просто немыслимо! Прежде всего, какое право имеет человек, незаконно хранящий двести галлонов наркотиков, судить своих соседей так строго? Конечно, люди, избивающие детей, это одно дело, но можно ли обливать грязью всю семью за то, что их сын крадет автомобили? И потом, откуда Клюг узнал то, что он знал?
Впрочем, там было еще. В частности, о неверных мужьях, где среди прочих фигурировал Харолд, Хэл, Ланьер, в течение трех лет встречавшийся с женщиной по имени Тони Джонс, которая служила вместе с ним в центре обработки информации лос-анджелесского управления полиции. Она подталкивала его к разводу, он же ждал "удобного момента, чтобы рассказать жене".
Я взглянул на Хэла: его покрасневшее лицо достаточно убедительно подтверждало то, о чем я только что прочел.
И тут дошло до меня… Что же Клюг узнал обо мне?
Я пробежал глазами вдоль страницы, выискивая свою фамилию, и обнаружил ее в самом последнем параграфе.
"… тридцать лет мистер Апфел расплачивается за ошибку, которую он даже не совершал. Я, пожалуй, не предложил бы его кандидатом в святые, но в силу отсутствия за ним явных грехов — этого в данной ситуации уже достаточно — я оставляю всю свою законную собственность Виктору Апфелу."
Я взглянул на Осборна: его усталые глаза смотрели на меня внимательно и оценивающе.
— Но мне ничего этого не нужно!
— Вы полагаете, это то самое вознаграждение, что упоминал Клюг?
— Должно быть, — сказал я. — А что еще?
Осборн вздохнул и сел в кресло.
— По крайней мере он не пытался завещать вам наркотики. Вы все еще утверждаете, что совсем его не знали?
— Вы меня в чем-то обвиняете?
— Мистер Апфел, — сказал он, разводя руками, — я просто задаю вопросы. В делах о самоубийствах никогда нет уверенности на все сто. Может быть, произошло убийство. И если это так, то вы сами видите: вы пока единственный известный нам человек, оказавшийся в выигрыше от случившегося.
— Но он был для меня практически чужим.
Осборн кивнул, постукивая пальцем по своему экземпляру распечатки. Я взглянул на тот, что лежал передо мной, и мне захотелось, чтобы он куда-нибудь провалился.
— Кстати, что это… за ошибка, которую вы не совершали?
Я так и думал, что этот вопрос он задаст следующим.
— Во время войны в Северной Корее я попал в плен.
Осборн какое-то время обдумывал мой ответ. Я ударил рукой по подлокотнику кресла, вскочил и снова поймал на себе взгляд его обманчиво усталых глаз.