Обратно в ад
Шрифт:
— Мы ещё не поделили имущество, — напомнил Николай.
— Да всё мы поделили. Тебя только ждали. Осталось подписать какие-то бумаги и всё. Мне принадлежит десятая часть поместья, и ты не имеешь права тут распоряжаться, как хозяин. Что я друзьям скажу после того, как ты их выгнал?
— А мне всё равно. Пока я тут живу, твоих друзей здесь не будет.
— Ага, конечно! — Алексей кинул вилку на стол, небрежно вытер руки салфеткой, встал и вышел из столовой.
У Николая не было аппетита. Казалось бы, после двух месяцев на тюремных
Николай ещё немного посидел за столом, а потом поднялся на второй этаж и заперся в кабинете. Первым делом он позвонил супруге в Псков, сообщил, что уже дома и что она может возвращаться. А потом шлёпнулся во вращающееся кожаное кресло, повернулся к окну и стал смотреть на сад возле дома.
Николай не знал, чем заняться. Дел скопилось много, но после двух месяцев полного безделья было тяжело за что-то взяться. Скорее всего, его снова приставят к семейному предприятию. Он больше не управлял бизнесом рода, не состоял в совете, но как член семьи, должен работать в корпорации.
Вот только Николай не желал работать в бизнесе, которым теперь владеют люди, предавшие семью. Он их и семьёй-то больше не считал, а потому и решил, что участвовать в делах рода не станет из принципа. А занятий можно найти массу: развивать ресторанный бизнес отца, расширить портфель ценных бумаг, вложиться в какое-то новое предприятие. На родовой корпорации жизнь не заканчивалась.
А вот что делать с Лёхой — вопрос не из простых. Если он будет и дальше гнуть свою линию, придётся искать возможности прекратить этот произвол.
С Артёмом тоже ситуация была неясна. Николай мучился догадками насчёт того, на кого работает младший брат. Артём сотрудничал с учёными из какого-то секретного отдела, который курирует УВР. Служба безопасности рода тоже подозревала его в сотрудничестве с УВР. И в то же время Артём крайне негативно относился и к УВР, и Голицыным, если судить по его собственным словам.
Вчера вечером Артём позвонил, спросил, как дела, как прошёл суд. Двоюродный брат Валера тоже позвонил. Он сказал, что надо пообщаться наедине. Встретиться с ним предстояло завтра.
Заиграла мелодия на смарте, Николай вызвал экран. Номер был неизвестный.
— Алло, — Николай едва коснулся пальцем голограммы экрана.
— Привет, это Артём, — раздался в гарнитуре знакомый голос. — Ты уже дома? Там всё в порядке?
— Приехал сегодня утром, — ответил Николай. — Ничего хорошего. Лёха бардак развёл. А ты номер сменил, что ли?
— Нет, это мой секретный номер. Тот прослушивают.
— Вон оно что.
— Ага. За каждым шагом следят. Но этот тут у всех так. Секретный проект всё-таки. Но я вот что хотел спросить. Двадцать четвёртого сентября заканчивается мой контракт. Я намерен вернуться в Новгород. Надеюсь, ты не против?
— Да пожалуйста, — хмыкнул Николай. — Но, кажется, ты говорил, тебе угрожает
— Да, Борецкий хотел меня убить, но с ним я договорюсь. Меня больше интересуют Ярославичи. Что с ними делать будем? Вот это я и хотел с тобой обсудить.
Глава 19
Стоял прохладный осенний вечер, сумерки начинали сгущаться. Солнце надёжно забурилось за свинцовые тучи, и на улице уже было довольно мрачно, несмотря на то, что до заката оставалось ещё более часа. Беспокойные волны шумели у покинутого пляжа, мир казался серым, неуютным и пустым.
Я шагал по песку вдоль берега, вглядываясь в горизонт. Застёгнутый ворот куртки и надвинутая на лоб кепка почти не спасали от промозглого ветра, который то и дело заставлял ёжиться и втягивать голову в плечи. Это было то самое место, где несколько месяцев назад мы гуляли с Вероникой и наткнулись на группу молодёжи, решившей, что общественный пляж — их собственность. Осень разогнала отдыхающих, теперь тут не было ни зонтиков, ни шезлонгов, ни оживлённого гомона — мир замер в ожидании первых заморозков.
Позавчера закончился контракт, а сегодня я уже был в посёлке Борисово близ Старой Руссы, откуда мне предстояло попасть в усадьбу Василия Борецкого, минуя Новгород и дороги общего пользования. Ужасно хотелось снова оказаться дома, за три месяца я соскучился по родным краям, но сейчас имелось дело поважнее.
У причала болтались несколько привязанных лодок. Когда я вышел на пирс, вдали показалась чёрная точка. Она быстро приближалась, и вскоре подплыл уже знакомый катер.
Вероника махнула мне рукой. Она тоже утеплилась: на ней были джинсы и приталенная куртка, подчёркивающая её фигуру.
Я прыгнул в катер и скинул баул с вещами.
— Привет, — я поцеловал Веронику в щёку.
— Привет, — девушка ответила тем же. Она выглядела встревожено. Никогда её такой не видел.
— Волнуешься?
— Немного. Готов? — Вероника дала задний ход.
— Готов.
— Таблетки с собой?
— Разумеется.
— Достал всё-таки? А говорил, сложно.
— Оказалось проще, чем думал. «Потерять» полпачки труда не составило.
Вероника развернула катер, и тот, разрезая носом тяжёлые серые волны, помчал в сторону усадьбы.
— Всё подготовила? — спросил я.
— Разумеется. Шмотки в трюм кинь. Оружие — на кровати.
Спустился в трюм, положил баул на пол. На кровати лежали пистолет в кобуре и шашка. Я выдвинул шашку из ножен до середины, клинок в свете лампочки блеснул полированной сталью. Сосредоточенная в руке энергия передалась оружию, и лезвие едва заметно засияло. Я надел под куртку пояс с ножнами и кобуру с пистолетом. Отрегулировал ремешки, на которых висела шашка, чтобы та не мешала движению.
— Порядок, — я вылез из трюма. — Но пистолет вряд ли пригодится.