Обратный отсчет
Шрифт:
— Ну, Шубин! — Хантер вытер взмокший лоб. — Вот так залп! Ну, с меня бакшиш!
— Не шелести газетой, Сань! — капризно проговорила жена, не открывая глаз. — Спать мешаешь…
В Полтаве, в уютной хатке, что на славном переулке Быстровском, приезд целой оравы родичей вызвал ажиотаж. Предупрежденные заранее, дед и бабушка приготовили настоящее пиршество, был подан даже кролик, тушенный в белом вине, — любимое блюдо «старшего лейтенанта П-ко», как Хантер мысленно стал называть себя.
Возвращаясь в мыслях к статье Шубина, он ощущал легкость и полное спокойствие: теперь ни Монстр, ни Почтальон Печкин не осмелятся его травить. Этим
Тем не менее от взгляда Сашкиного деда не укрылись кое-какие перемены в поведении младшего внука. Когда после обильного ужина многочисленная родня собралась перед телевизором, где крутили какой-то приключенческий фильм о победоносной борьбе советских таможенников с международными контрабандистами и гнусными фарцовщиками, мудрый старик, прошедший три войны, вызвал Сашку в беседку под вишнями.
Там на полированном столике уже стояли обильная закуска и графинчик дедова «samgene», попросту — высококачественной домашней горилки, которой тот лечил все мыслимые и немыслимые болезни. Но как только выпили по одной, дед со стуком отставил чарку и направился в хату, дабы собственными глазами убедиться, что народ увлеченно переживает за таможенную службу и их с внуком беседе с глазу на глаз никто не помешает.
3. «Поцелуй ведьмы»
— Ну, десантник, давай, рассказывай, — дед заглянул в глаза, — как воевал, что поделывал? Я ж по тебе вижу, — невесело улыбнулся старик, — ты уже не тот Сашик, что был полгода назад. И не таись — со мной обо всем можно, я не эти, — махнул старик рукой в сторону хаты, — я все понимаю.
— Знаешь, дед, — подумав, молвил «уже не тот Сашик». — Лучше я тебе дам газетку почитать. А сам пока перекурю это дело…
Он бросил на стол пачку болгарской «Стюардессы».
— Дай-ка и мне, — заговорщически подмигнул дед, водружая очки на нос, — пока бабця не видит!
Закурили, сизый дымок поплыл вверх, туда, где уже висели спелые шпанки-вишни. Дед читал внимательно, иногда возвращаясь к каким-то моментам, которые его особенно заинтересовали. Наконец он одолел пространную статью, отложил «Комсомолку», и в беседке зависла тугая тишина.
— Та-ак… — в точности как майор Аврамов протянул старый танкист, начинавший еще с Хасана и финской кампании, — весело тебе пришлось. Твои, ясное дело, не в курсе? — Он снова помахал свободной рукой в сторону хаты, одновременно наливая себе и внуку.
Оба воина, между которыми лежало полстолетия и несколько войн, поднялись и не чокаясь выпили. Слов не потребовалось, все и так ясно.
— Нет, конечно… — выдохнул Хантер после дедовой «оковитої». — Только отцу и Семену пытался кое-что рассказать — не верят. — По его лицу скользнула тень обиды.
— И не поверят, — отрезал дед, пристукнув ребром ладони по столу. — Кто воевал, тот тебя поймет, — воздел старик заскорузлый палец вверх. — А они, хоть люди военные и в чинах, нам с тобой не чета. А теперь расскажи-ка лучше о том, что не попало в газету, — старик хитро улыбнулся, снова наполняя в чарки, — я ж догадываюсь, что это все — только цветочки…
То ли обстановка подействовала, то ли горилка, то ли пристальные дедовы глаза, сочувственно смотревшие на него, но в Сашкиной голове вдруг что-то щелкнуло, словно кто-то снял душу с предохранителя, и слова полились сами. Минуты текли, графинчик опустел и вновь наполнился, зеленые холмы древней Полтавы
Покончив с Афганом, Хантер, сам того от себя не ожидая, вдруг поведал деду о двух своих любовях — Оксане и Гале-Афродите.
— Что ж, дело молодое… — наполняя «крайнюю» чарку, кивнул слегка захмелевший дед. — Все как и в ту войну. И у меня на фронте бывали девчата. Докторши, медсестры, связистки. — Старик усмехнулся в усы. — Даже одна дамочка — капитан ветеринарной службы! — Дедовы глаза заблестели. — Видел бы ты ее! Дородная, статная… украиночка с Кубани. Ох и огонь баба была! Жаль ее — погибла в Германии, уже в сорок пятом…
Взгляд старика затуманился.
— Их машина натолкнулась на недобитков эсэсовских — они из нашего окружения прорывались… Я эту Оксану и сейчас как живую вижу…
— Оксана?! — удивленно переспросил Александр. — И тоже погибла?
— Так, Сашко, так, — дед всерьез загрустил, — война всегда война, как бы она ни называлась. А суть всегда одна.
Дед помолчал, а потом неожиданно добавил:
— И все же, Сашко, ты гулять гуляй, а головы не теряй! Тем более в таком возрасте ваш брат думает больше причинным местом… Что, Афродита эта твоя, крепко тебе в душу запала?
— Крепко, деда. Чуть не каждый день ей звоню — хоть голос услышать. Даже Ядвига что-то учуяла…
— Бабы — они что кошки, — усмехнулся старик, — их не обманешь! У них на это дело нюх. Поэтому давай, внучек, разбирайся со своими девчатами сам, в этом я тебе не помощник. И хоть Ядвигу твою я не очень жалую, но ведь и сам ты тогда ничего слушать не хотел. «Лямур!» — вот и вышел тебе этот «лямур» боком. А наша малая, правнучка моя, — чудо, а не дитя, и грех ее сиротить при живых родителях! С одной стороны, как на Полтавщине говорят, на козаку нема знаку, а с другой, вертеться без конца, как уж на сковородке, — замахаешься!
— Ладно, деда, разберусь как-нибудь, — посулил Хантер, отправляя в рот сочную шпанку, сорванную на ощупь в темноте. — Да и недолго уже мне тут осталось. Поеду, довоюю, а там… или ишак околеет, или шах помрет…
— Ты там полегче, — проворчал дед в усы, — а то ты у нас запальной, чисто бутылка с зажигательной смесью…
— Ну ты, дед, даешь! — рассмеялся Хантер. — Меня приятель афганский, майор Чабаненко, так и зовет — «коктейль Молотова»!
— Правильно зовет. Не лезь поперед батьки в пекло на той чертовой войне! Будь осторожнее. Награды тебя сами найдут, нечего о них и думать. Но и задних пасти — тоже не дело, ты ж офицер! — Старик внезапно со всего размаху хлопнул внука по спине. — Эх, Сашко, сколько же я на своем веку навидался бессмысленных смертей — по глупости, по неосмотрительности, из-за своего и чужого разгильдяйства!.. Ну, да ладно, не буду я тебе мозги полоскать; думаю, после ранения ты и без меня кое-какие выводы сделал, так?
— Так, деда. — Хантер благодарно обнял старика — как в детстве, когда творил какую-нибудь шкоду и, прячась от братьев или родителей, просил у него «политического убежища». — С шашкой и на белом коне нынче много не навоюешь. Да ведь и на роте мне остается сидеть всего ничего — месяц-полтора. Есть разведданные, что поставят меня на отдельный десантно-штурмовой батальон в Зону ответственности «Юг».
— На батальон, — удивился дед, — старшего лейтенанта?! Даже в ту войну такое редко случалось, разве что в кошмарном сорок первом. Я батальон получил только в сорок третьем на Курской дуге, уже капитаном…