Обратный отсчет
Шрифт:
Благодаря яростной настойчивости процесс реабилитации завершился успешно: комиссия наконец-то сняла с него гипс, удостоверилась, что результаты операции, проведенной Седым, положительны — правая нога снова обрела подвижность, и пришла к выводу, что старшего лейтенанта Петренко можно выписать, предоставив ему отпуск «по состоянию здоровья» на тридцать календарных суток. По окончании отпуска ст. л-ту Петренко А. Н. предстояло пройти еще одну военно-врачебную комиссию, по месту проведения отпуска, которая окончательно решит его судьбу. Отпускной билет и проездные документы выдал собственноручно начмед Якименко, пожелав… не слишком спешить на войну.
«Отвальная» с подполковником Седым растянулась на целый вечер, а прощание с Афродитой заняло совершенно неистовую ночь и начало следующего дня. Поскольку у начальника отделения был операционный день, на вокзал отправились без него. Хантер с Афродитой и Женя Кулик со своей репетиторшей, хорошенькой и хрупкой, как фарфоровая статуэтка, калмычкой, погрузились в «шестерку» прапорщика Бушуева и уже через полчаса были на месте.
Проводы затянулись, чего Хантер терпеть не мог. На перроне распили бутылку шампанского, разбив бокалы и саму бутылку об рельс — на счастье. На Афродиту было больно смотреть — она осунулась и буквально почернела от горьких переживаний.
Наконец Александр, набравшись духу, забросил чемодан в купе, коротко обнялся с Бушуевым и Лосем, а затем оказался в объятиях Афродиты. Девушка никак не хотела отпускать возлюбленного; проводница уже дважды предупреждала, дескать, поезд проходящий, стоянка в Куйбышеве короткая и пора в вагон, но они ничего не слышали.
Но вот коротко отсигналил электровоз, зашипел сжатый воздух в тормозной системе, заголосила проводница. Хантер осторожно освободился, в последний раз заглянул в глаза своей Афродиты и, опираясь на трость запрыгнул на подножку вагона, уже начавшего набирать скорость.
Оставшиеся на перроне закричали, замахали на все лады, и только Афродита стояла неподвижно, прижав стиснутые в замок руки к груди. Точь-в-точь как солдатская вдова…
К тому времени когда окраины и промзоны Куйбышева остались позади, настроение у Хантера было таким паршивым, что не хотелось ничего ни видеть, ни слышать. В голове царила страшная путаница, противоречивые чувства буквально разрывали на части. Оставалось единственное средство. Разложив на столике заботливо приготовленную Афродитой снедь, он вытащил бутылку водки — свой НЗ — и предложил соседям выпить.
Те мигом оживились. Появилась еще выпивка и закуска, и «дорожный банкет» покатился обычным порядком. Купе наполнилось нетрезвым гомоном, кто-то провозглашал тосты, кто-то исповедовался случайным попутчикам, то один, то другой бегали в тамбур курить… Хантер, однако, помалкивал, не собираясь ни с кем делиться тем, что камнем лежало у него на душе. Да и спутники особо не тревожили — все видели, как на перроне в Самаре провожали молодого человека.
Окончательно убедившись, что водка его не берет, он забрался на свою полку и с трудом заставил себя уснуть.
До Полтавщины неторопливый поезд тянулся полтора дня. И все это время Хантер чувствовал себя как сомнамбула, — ел, пил, говорил с кем-то, отвечал на вопросы, а его мозг не то спал, не то просто отключился, словно нуждался в основательной передышке. Он не испытывал никакого интереса к девушкам, которых было полным-полно в вагоне, а спиртное вызывало у него отвращение. Даже курить не хотелось.
Благодаря этой «отключке», в свой городок К. старший лейтенант Петренко прибыл с холодной головой и ясным умом. Еще в пути сочинил нехитрую легенду, объясняющую родичам сразу две вещи: почему он в отпуске и что случилось с его ногой. Вкратце легенда выглядела следующим образом: его командировали в Куйбышев за молодым пополнением для бригады в мифическую учебку [34] , а поскольку пришлось задержаться в городе, свободного времени у него появилась масса. Во время инцидента, возникшего в одном из тамошних ресторанов, ему и повредили ногу, так что придется некоторое время попрыгать с тростью. Для домашних, хорошо знающих повадки «потерпевшего», такое легендирование подходило едва ли не идеально. Отпуск Александр решил обозначить календарным, хотя всего полгода назад побывал в подобном отпуске «крайний» раз.
34
Начиная с 1980 г. все военнослужащие срочной службы, которым предстояло служить в ОКСВА, проходили обучение на территории СССР.
Он нарочно никого не предупредил о приезде: просто вышел на вокзале — и долго стоял на перроне, не в силах двинуться с места.
Прошло каких-то двести дней, срок небольшой для жителей маленького города, где время течет монотонно и каждый следующий день похож на предыдущий. Но Хантеру казалось, что для него, как для астронавта, путешествовавшего со скоростью, близкой к скорости света, промелькнуло по меньшей мере несколько лет — столько всевозможных событий «упаковалось» в эти две сотни дней и ночей.
Город остался на месте, и воздух был тот же — странная смесь запахов днепровской воды, мокрого песка, прибрежных лозняков и отталкивающего смрада химических и нефтеперерабатывающих предприятий. И здешние жители выглядели по-прежнему. А вот он, старший лейтенант Петренко, имеющий здесь прописку и собственное жилье, вернулся совсем другим человеком. Что-то глубоко изменилось в нем за эти полгода, и, в общем-то, немного легкомысленный парень, все свое время отдававший армейской службе, а в промежутках «оттягивавшийся по полной», превратился в умудренного горьким опытом мужчину.
Нет, в пути его мозг не спал, там шла тайная, никому не видимая работа. И лишь оказавшись здесь, Хантер внезапно осознал, что уже не сможет жить так, как жил раньше. Чего стоили его самопожертвование и гибель друзей, товарищей и сослуживцев, ежели для этой страны были куда важнее субординация, бесконечные бумажки и связи, от которых зависели все и вся? Он не щадил себя, воюя не на жизнь а на смерть с душманами, но военному руководству было плевать на пот, кровь и лишения, которые выпали на его долю. Ни орденов, ни должностей, ни денег, и слава богу, что ему чудом удалось избежать трибунала и лишения офицерского звания.
Сейчас, стоя на перроне, он ничего не чувствовал, кроме глубокой опустошенности и горечи.
Встряхнувшись, Хантер привычно перехватил трость левой рукой, поднял чемодан — и неторопливо зашагал к недалекому дому тестя с тещей.
Что ждет его там? Отношения с женой у них сложились путаные, до крайности сложные, но дочурка Аня доставляла ему только радость. Она же играла роль единственного связующего звена между Сашкой и Ядвигой — только на ней держалась созданная ими не слишком прочная «ячейка общества». Тем не менее обе будут рады подаркам. Накануне отъезда Хантер с Афродитой снова побывали в куйбышевской «чекушке», и он накупил под ее руководством всякой всячины для родни.