Обратный отсчет
Шрифт:
Как в чаду минули три дня, но Афродита так и не появилась. Больше того — она вообще не выходила на работу, а Седой сообщил, мол, дозвонился отец девушки и передал, она-де нездорова и находится на больничном.
На четвертый день беспробудного загула Александр, проснувшись, обнаружил в постели рядом с собой одну из дежурных сестер. Девица оказалась славная, совсем молоденькая, звали ее Маша, но он совершенно не мог вспомнить, когда и каким образом она оказалась в его постели.
Именно этот факт подтолкнул Хантера к решительным действиям. Он резко «завязал», принял контрастный душ и в течение суток истязал себя самыми жестокими физическими упражнениями, чтобы остатки алкогольной отравы окончательно выветрились вместе с потом. О таком зверском способе протрезвления
— Владимир Иванович, я прошу вас отпустить меня в город!
— Что, герой, очухался? — Подполковник пожал ему руку и смерил ироническим взлядом. — Это хорошо, потому что я уже собирался переводить тебя в общую палату. Санитарки уже болтают, что там теперь не «люкс», а нечто среднее между базаром и вокзалом… Ты что в городе забыл? — с подковыркой поинтересовался доктор.
— Во-первых, хочу съездить в здешний авиационный институт на радиотехнический факультет — насчет моего Кулика. А во-вторых, надо бы в «чекушку» [28] заехать, приодеться, а то у меня кроме больничных рямков ничего и нет… Ну, а в-третьих, — Хантер заговорщически понизил голос, — хочу с Галиной объясниться. По-хорошему: с цветами, шампанским и всем, что в таких случаях полагается!
28
«Чекушки» — сеть фирменных магазинов «Березка», торговавших потребительскими товарами (преимущественно импортными) за чеки Внешторгбанка, которыми выплачивалась часть зарплаты советским гражданам, работавшим или служившим за рубежом, — дипломатическим, военным и техническим специалистам. «Чекушки» существовали в крупных городах с 1964 по 1989 г.
— Вот с этого бы и начинал, — понимающе усмехнулся подполковник. — А то в отделении без нее совсем зашились, да и я без нее как без рук… Позволь, а как же ты на костылях? — Седой с сомнением оглядел старлея. — Самара наша — город немалый, на сорок верст вдоль Волги протянулась…
— А такси на что?
— Такси… — поморщился Седой. — С нашими таксистами ты так накатаешься, что твой недельный «сквозняк» детской забавой покажется. Завезут они тебя — к цыганам с медведями! Та еще публика!
— Выходит, я целую неделю пил?! — поразился Александр. — А мне-то казалось — дня два-три, не больше…
— Неделю, не сомневайся. — Седой о чем-то напряженно раздумывал. — Хвала Аллаху, ты во хмелю тихий, иначе не миновать бы тебе крупных неприятностей… В общем, сделаем так, — продолжал он. — Есть тут у нас в отделении один прапорщик-татарин из Сызрани, Бушуев Павел. Был в Афганистане, служил в ОБАТО [29] в Шинданде. Ты во время своего «сквозняка» с ним, часом, не пересекался?
29
ОБАТО — отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения.
— Не знаю я никакого Бушуева, Владимир Иванович. — Сашка, сколько ни напрягал память, так ничего и не припомнил.
— Ну, не важно. Этот Бушуев — мой должник. Цель у него — уволиться из армии «по состоянию здоровья», хотя на самом деле здоров как бык, точнее — может этих самых быков на бойне кулаком забивать. Была, правда, давняя травма после жесткой посадки на «корове» [30] в горах, но от нее и следа не осталось. Сейчас он якобы у нас в госпитале обследуется и лечится, а на самом деле разъезжает по городу на своей новенькой «шестерке» и, как говорится, срывает цветы удовольствий. Я потолкую с ним — пусть повозит тебя денек, тем более что он местный и знает город как свои пять пальцев. Бензин — с тебя, ну, там, покормишь его при случае… Иначе я ему такой эпикриз нарисую, что служить ему в кремлевском полку до скончания веков…
30
«Корова» — сленговое обозначение транспортного вертолета Ми-6.
— Предложение? — обрадованно дернулся Хантер. — Неужто снимем гипс?
— Не спеши, еще не время, — остановил Седой. — Сделаем по-другому: переведем ногу в обычное положение и снова загипсуем. Сможешь ходить без костылей, опираясь на трость. Ну, а там — еще дней «надцать», и отправим твой гипс на свалку. Усек, герой? — подмигнул подполковник.
— Класс! — возликовал старлей. — Надоели мне эти ходунки, ну их к лешему!
Однако ликовать, как оказалось, было рано. За время, прошедшее после операции, нога привыкла к тому странному положению, которое ей придали под гипсовой повязкой, и никак не желала распрямляться. Сухожилие срослось, но стало толще и оказывало тупое и невероятно болезненное сопротивление. Хантер десять раз вспотел и высох, стискивая в зубах полотенце, чтоб не орать благим матом от боли. Попотеть пришлось и Седому, трудившемуся над его ногой в паре с молодым ассистентом. В конце концов пришлось ввести обезболивающее, и только после этого удалось управиться с непослушной конечностью.
Целый день ушел у старшего лейтенанта на то, чтобы прийти в себя после этих манипуляций. Время от времени он поднимался и, скрипя зубами, принимался расхаживать ногу в новой повязке, привязав к стопе шнурками больничный тапок.
Лишь на вторые сутки после памятного разговора с Седым Хантер наконец-то смог выбраться за пределы госпиталя. Бушуев — румяный и добродушный здоровяк лет тридцати с небольшим — подогнал машину прямо к приемному отделению. Старший лейтенант взгромоздился на сиденье, пристроив ногу поудобнее, а водитель сунул могучую лапищу и представился запросто: «Пашка!»
Отъехали. За госпитальным КПП замелькали улицы, от вида которых старлей уже успел основательно отвыкнуть. Поначалу было решено завернуть в «Березку» — сменить больничный прикид на что-то более достойное боевого офицера-афганца.
Задачка оказалась не для слабонервных. Из-за Сашкиной больничной пижамы и тапок их категорически отказались впустить в «чекушку», а когда старший лейтенант и его спутник закатили «шкандаль», вызвали милицию. Оперативно прибывший наряд проверил документы у «нарушителей», а затем вежливо распахнул перед ними двери магазина, до того казавшиеся непробиваемыми. Выяснилось, что старший наряда в свое время отслужил в Газни.
Девчонки-продавщицы демонстративно воротили нос от афганцев, бродивших между рядами и примерявших фирменные шмотки. И только когда Хантер вынул заначку, предусмотрительно припрятанную еще в самом начале «сквозняка», и зашелестел чеками, начали оттаивать. Примерно через час Хантера облачили в «нулевый» джинсовый костюм, рубашку-батник и кроссовки «Montana».
Затем он нахально подозвал одну из продавщиц, чей рост и фигура примерно совпадали с параметрами Афродиты, и заставил ее примерить так называемое «люрексовое», сверкающее металлической нитью, элегантное платье, которое показалось ему подходящим презентом. К платью добавил итальянские сногсшибательные туфли на шпильке, а покончив с этим, купил набор косметики и бутылку «Артемовского» красного шампанского.
Из «Березки» Хантер вышел упакованным с ног до головы, и картину эту не портила даже трость, на которую все равно приходилось опираться. Госпитальные рямки, подарки для Афродиты и одинокая правая кроссовка покоились в пластиковых пакетах, которые тащил Бушуев.
За цветами — огромным букетом гладиолусов (он не забыл Галкиных предпочтений!) и тортом пришлось завернуть на Центральный колхозный рынок.
Афродита, как выяснилось, жила довольно далеко от госпиталя — в новом спальном микрорайоне на самой окраине растянувшегося вдоль берега Волги огромного города. Подъезд оказался на удивление чистым, лифт работал, и с помощью Бушуева Александр в два счета доставил все свои пакеты и свертки на седьмой этаж.