Обратный отсчет
Шрифт:
Когда вода начала остывать, Афродита нагишом выбралась из ванны, сбегала в палату, принесла госпитальный халат и помогла добраться до кровати.
Они ласкали друг друга все откровеннее, забывая обо всем — о войне, о пережитом, об одиночестве и горьких сомнениях. Гроза тем временем ушла за Волгу, небо посетила любопытная луна, подглядывая за молодыми людьми. И когда их страсть достигла высшей точки, Сашка внезапно столкнулся с препятствием, какого не мог даже вообразить: его богиня любви оказалась… девственной!
На своем веку ему пару раз случалось
От всего этого Хантер даже вспотел и почувствовал себя окончательно сбитым с толку. Впрочем, и отступить уже не мог без ущерба для мужского самолюбия, и в конце концов он успешно справился с задачей пионера. Утомленные и счастливые, влюбленные уснули, когда за окном уже серело, а влажная предутренняя дымка, поднимавшаяся от реки, затянула небо и старушку-луну…
Когда герой-любовник открыл глаза, Афродиты рядом уже не было. Кровать напротив была смята, словно на ней кто-то лежал. Это, надо полагать, должно было просигнализировать няне, которая вот-вот должна была явиться с уборкой, мол, старшая сестра провела ночь именно там. В «генеральской» царили абсолютный порядок и стерильная чистота; ничто не напоминало о вчерашнем застолье и его замечательном продолжении.
Вскоре отворилась дверь, но вместо пожилой санитарки в палату ввалился подполковник медслужбы Седой. Вид имел пасмурный, глаза запали, да и расположение духа оставляло желать лучшего.
— Привет, старлей! — сумрачно обронил он, приближаясь, чтобы пожать руку Сашке. — А где Галина?
Подполковник так пристально оглядел кровать пациента, словно ожидал, что старшая сестра вот-вот выглянет из-под его одеяла.
— Ей-богу не знаю, — честно признался тот. И, чтобы прекратить всякие расспросы, поинтересовался: — Не желаете пять капель для поправки здоровья, Владимир Иванович?
— Там что, еще осталось? — Слабое подобие улыбки появилось на лице начальника «травмы».
Он без колебаний направился в соседнюю комнату. Хлопнула дверца холодильника. Судя по звукам, донесшимся оттуда, следовало — Седому в самом скором времени «похорошеет».
— Скажи-ка, — зажевывая веточкой петрушки, поинтересовался уже приободрившийся подполковник, — ты об Афгане с Галиной говорил? И что она?
— Сказал все как есть, и Женя Кулик со своей стороны добавил, — ответил Хантер с готовностью. — Да вы и сами слышали ее выступление на конференции.
— Хорошо говорила! — кивнул Седой. — Проникновенно, со слезой. Молодец девочка! Но это, Александр Николаевич, так сказать, увертюра. У меня к тебе целых два дела, и оба не из приятных. Ты как себя сегодня чувствуешь? Готов к бою и походу?
— Не сомневайтесь, Владимир Иванович. Я всякое повидал.
— Ну и правильно, — кивнул Седой, — как говорится, от поцелуя
— Давал, — не без удивления ответил Хантер. — Но не формально. Меня сначала даже допросили, а затем освободили под ответственность командира соединения. Но до соединения я так и не доехал, а вместо этого оказался вот на этой самой кровати. — Он слегка похлопал ладонью рядом с собой, где постель, казалось, еще хранила девичье тепло. — А откуда вы об этом знаете?
— Честно скажу — мне нет дела до того, за что тебя тягала военная прокуратура в Афгане. — Подполковник прямо взглянул в глаза. — Но полчаса назад я встретился с майором Ревуновым, нашим особистом. И тот предупредил, что теперь, когда местонахождение твое установлено и личность, благодаря репортажу Пищинского, подтверждена, на меня как на начальника отделения возлагается обязанность следить за тем, чтобы ты ни в коем случае не покидал территорию госпиталя, поскольку ты находишься под следствием. Вскоре сюда прибудет следователь из прокуратуры Сороковой армии, он-то и примет решение, как с тобой быть в дальнейшем. Вник?
— Так точно, товарищ подполковник медицинской службы, — уныло буркнул Хантер.
Все как всегда: праздник кончается слишком быстро и начинаются армейские будни с их рутинной тупостью. Ну почему ему вечно везет на всяких идиотов?
— А теперь второе, Александр Николаевич… — Со стороны холодильника снова донеслись позвякивание и удовлетворенный выдох. — …Вопрос сугубо мужской. Что там у тебя с Галиной?
— Вы, Владимир Иванович, разве не говорили, — уклонился от прямого ответа Хантер, — что мы с нею вполне взрослые мальчик и девочка и вопросы дружбы, любви и войскового товарищества можем решать самостоятельно?
— Говорил, не отрицаю, — согласился Седой. — Хотя есть и «но». Ты ведь женат, насколько я помню? — неожиданно спросил он, внимательно наблюдая за старшим лейтенантом.
— Да, — подтвердил тот. — Я вам уже говорил, вы, вероятно, просто подзабыли? И ребенок у меня есть, дочурка, два с половиной года.
— То, что не врешь, уже хорошо, — кивнул подполковник. — Это мне в тебе нравится. Тогда вот о чем я тебя попрошу — не морочь девчонке голову, чтобы у нее не было насчет тебя никаких иллюзий и планов. Договорились?
— Конечно, Владимир Иванович! — заверил Сашка. — Обещаю!
— Вот это мужской разговор… — Подполковник задумался. — И все же — ты можешь хотя бы в двух словах пояснить, чего от тебя хочет прокуратура? Без повода они редко цепляются…
— Долгая история… — тяжко вздохнул Хантер.
— И что тебе вменяют в вину?
— Самовольное оставление поля боя, потерю оружия и военного имущества, превышение служебных полномочий, халатное исполнение должностных обязанностей, а заодно и попытку убийства, — перечислил старший лейтенант. — Только все это — …та еще хренотень и туфта!