Обратный отсчет
Шрифт:
На вид ему можно было дать и тридцать, и сорок пять, глаза субъекта шустро бегали за толстыми стеклами очков, ни на чем не останавливаясь, а пальцы нервно и безостановочно барабанили по черной кожаной папке, которую он, усевшись, положил на колени.
— Поспелов Геннадий Ефимович, майор медицинской службы, — представился он. — Я ведущий психиатр данного окружного военного госпиталя, и моя задача — убедиться, что вы находитесь в оптимальном психологическом состоянии, поскольку вам предстоит беседа с членом военного совета округа генерал-лейтенантом Полетаевым. В каком качестве
Вопрос звучал совершенно по-идиотски. Хантер тут же про себя окрестил странного субъекта «Психом».
— Ни в каком не устраиваете, — буркнул он. — Я на прием к ЧВС не записывался, да и ни в каком обследовании не нуждаюсь.
— Подполковник медслужбы Прошкин мне уже сообщил, — закивал Псих, совершенно не реагируя на смысл услышанных слов, — о шантажно-демонстративной линии вашего поведения. К тому же ваш основной диагноз с точки зрения военно-психиатрической практики оставляет возможности для различных девиаций. Поэтому вам придется ответить на несколько моих вопросов.
— Валяйте, — уныло согласился Хантер, откидываясь на подушки. От трескучей болтовни Психа сразу разболелась голова. — Что бы вы хотели знать?
— Значит так. Осел, точнее, два осла, — Псих придвинулся, теперь его очки поблескивали прямо перед Сашкиным носом, — вошли в горную реку. Один был навьючен сахарным песком, второй — хлопком. Скажите, больной, какому из них будет труднее нести свой груз после того, как оба выйдут на сушу?
— А кто из них ишак, а кто ишачка? — Хантер привычно переключил тумблер в «положение Д».
— Разве это имеет какое-то значение? — Псих не принял игры, но вместе с тем оживился и стал что-то записывать в толстый гроссбух, извлеченный из папки. На его лице читалось удовлетворение — похоже, он уже зачислил Петренко в свою «клиентуру».
— А как же иначе? — несколько преувеличенно изумился «клиент». — Ишачка меньше, ниже ростом, она глубже погрузится в воду; ишак — выше, у него меньше шансов намочить свой груз… Здесь необходимо все тщательно подсчитать… — Хантер, хоть и гнал пургу, пристально следил за реакциями Психа. Тот строчил без остановки, занося весь этот бред в гроссбух.
— Значит так, — продолжил старший лейтенант. — Для начала попробуем нарисовать схему. Найдется у вас листок бумаги и ручка? — Он дождался, пока Псих вырвет листок. — Вот пара ишаков… — На листочке нарисовались силуэты неведомых науке лопоухих зверей. — Это ишак, — у одного из лопоухих появилось внушительное «хозяйство», что, впрочем, нисколько не противоречило фактическому положению дел в природе, — он обычно идет впереди, но только тогда, когда у ишачки нет течки… — доверительно сообщил Хантер.
— Продолжайте, продолжайте! — мгновенно возбудился Псих.
— А вот и река. — Старший лейтенант упоенно изобразил быстрый поток с обрывистыми берегами и добавил стрелку, пояснив: — Это направление течения. Теперь предположим, что скорость течения — десять метров в секунду, а скорость растворения сахарного песка — сто граммов в минуту. Таким образом, чтобы весь сахар из пятидесятикилограммового мешка растворился, понадобится пятьсот минут, или восемь с половиной часов, причем все это время ишак должен находиться в воде… — Он вопросительно заглянул в очки Психа.
Тот подозрительно пожевал губами и спросил:
— А что же ослица?
Хантер расхохотался:
— А ей придется торчать на берегу и ждать до тех пор, пока сахар в мешке на горбу ейного супруга не растворится, и она сможет в свое удовольствие попить сладкой водички! — Потом резко оборвал смех. — Товарищ майор! Ответ на эту загадку знает любой пятиклассник. Ну какие ишаки, какой сахар-песок, какой хлопок? Вы за кого, простите, меня принимаете?
Псих вскочил как ошпаренный, кипя негодованием. Только теперь до него дошло, что он пал жертвой розыгрыша.
— Вы что себе позволяете, товарищ старший лейтенант? Это вам с рук не сойдет! Я такое заключение напишу, что мало вам не покажется!
— Да какое угодно. — Хантер спокойно следил за тем, как мечутся глазки психиатра за стеклами. — Дело в том, что я намерен как можно скорее вернуться в Афганистан, а не закосить, как некоторые. А насколько я помню приказ министра обороны, для офицеров, проходящих службу в ОКСВА, со стороны вашей службы никаких препятствий не существует. Я прав? Естественно, — кивнул он сам себе. — Так что вернуться к своей роте ни вы, товарищ майор, ни подполковник Прошкин мне не помешаете, даже если очень захотите. Что касается члена военного совета, то особого желания встречаться с ним у меня нет. На этом будем считать наше собеседование законченным. — Хантер демонстративно отвернулся к стене. — И попрошу вас вызвать ко мне старшую сестру отделения — сообщите ей, что состояние раненого после вашего визита резко ухудшилось.
Псих пулей вылетел из «генеральской», а вместо него прибежала запыхавшаяся и раскрасневшаяся Афродита.
— Что, Саша? — спросила она с порога. — Что тут у вас случилось?
— Скажи мне, о рахат-лукум моего сердца, — прищурился Саша, — кто еще сегодня собирается пить мою кровь?
Девушка опустилась на краешек кровати.
— Полковник Воротынцев, замполит, а с ними еще какой-то чин из окружного политуправления. Завтра конференция, вот они и забегали. Придется набраться терпения! Что, достал тебя наш Фрейд?
— Почему Фрейд? — ухмыльнулся Хантер.
— А он поведен на скрытых сексуальных отклонениях, — засмеялась девушка. — Мол, учение доктора Зигмунда Фрейда истинное, потому что никто пока не доказал обратного. Правда, еще два года назад, когда имя Фрейда все еще было под запретом, он об этом и не поминал. Скользкий он тип, не любят его у нас в госпитале…
— Галочка, — Хантер привычно взял ее за руку — так, словно делал это каждый день уже много лет подряд, — у меня к тебе две просьбы. Первая: поговори с рядовым Женей Куликом. Он собирается поступать в Куйбышеве на радиотехнический, ему нужна помощь. Ну, а вторая… Знаешь что? Вкати-ка ты мне чего-нибудь снотворного, дозу лошадиную, дабы я не смог дать показаний даже под пытками, и потому допрос военнопленного оказался бы безрезультатным. Хочу проспать до завтра и не видеть больше ни одной казенной рожи!