Обречённая
Шрифт:
– Сколько тебе платят?
– Минимальная стандартная оплата для семнадцатилетних – двадцать фунтов в час.
– Давай так: я плачу тебе двадцать пять фунтов в час, а ты притворяешься, что учишь меня, и отчитываешься, как блестяще проходят наши занятия. Видишь выгоду? Итого сорок пять фунтов в час без лишних усилий, а у меня появится свободное время.
Я делаю вид, что раздумываю над предложением, но на самом деле пытаюсь скрыть изумление. Сколько же у нее денег, что она может вот так запросто их раздавать? Крошечная часть меня готова была соблазниться таким предложением – скорее, чтобы просто
Я покачала головой.
– Ты предлагаешь лгать. Я не согласна. Не могу пойти на такое. К тому же меня наверняка исключат, если поймают.
– Проклятье. Так и знала, что откажешься.
– Слушай, они просто хотят подтянуть тебя к экзаменам. Неужели тебя это не волнует?
Сэм пожала плечами. Склонила голову, и волосы закрыли лицо. Разве по-настоящему бывает такой оттенок? Вряд ли, но отросших корней не видно. Она откинула волосы назад и взглянула на меня.
– Не то чтобы совсем не заботит. Просто кажется не особо важным.
– А что же важно? – мне и правда стало любопытно, что интересно такому человеку.
Она смотрела на меня и, очевидно, сомневалась, отвечать или нет. Наконец она отвела взгляд и покачала головой.
– Если не получается отвертеться, лучше побыстрее отделаться. Приступим?
– Конечно. – Я открыла записи, которые дали учителя. – У меня задания по всем предметам. Кроме рисования.
– А я-то надеялась, что мы будем писать натюрморт.
– Тут я тебе не помощник. Можешь выбрать, с чего начать. Хочешь?
Она пролистала записи и выбрала самое короткое задание.
– Математика.
И вскоре становится очевидно, что особой сложности предмет для нее не представляет – было бы стремление. Отличницей ей вряд ли стать, но учиться может и получше.
Вот только стремления нет. И без того у нее все есть. Ей не грозит остаться без работы и ночевать в картонной коробке.
7. Сэм
Только я вошла в комнату, раздался тихий стук. Дверь открылась – мама. Выглядит она… невероятно: голубое шелковое платье, светлые, почти как у меня, волосы забраны наверх, красивый макияж – «смоки-айз» смотрятся удивительно хорошо.
– Милая. – Она раскрывает объятия и притягивает меня к себе. – Осторожно, макияж! – просит она. Воздушный поцелуй.
– Привет, мам. Ты хорошо вчера добралась домой?
– Разумеется. Ужасное происшествие! С тобой все в порядке?
– Да, – лучше поздно, чем никогда, наверное. – Было…
– Где ты была? Я звонила.
– Э… в школе? Ну знаешь, такое место, куда ходят, пока не стукнет восемнадцать. Чтобы учиться всякому.
– Не паясничай. Почему именно сегодня ты опаздываешь? Неужели забыла, что мы идем на благотворительный ужин в Тейт.
– Ходила на дополнительные занятия – папина идея. Забыла снять телефон с беззвучного режима, прости.
Она раздраженно качает головой.
– И о чем он только думал? Теперь придется поторопиться. Я попросила Пенни подготовить тебе одежду и пригласила Франческо, чтобы сделать укладку и макияж, и он уже сетует, что времени в обрез. Машину подадут через пару минут.
– Я вчера плохо спала и правда очень устала. Извинись за меня.
– Нет, Саманта. Дорогая, не стоит забывать, как нам повезло – и очень важно поддержать этот благотворительный ужин. И я особенно настаиваю на твоем присутствии, поскольку папа на встрече. Одевайся, живо. А затем поспеши в мою гардеробную к Франческо.
Она выплыла из комнаты, и я привалилась к двери. На кровати и правда лежало платье. Бледно-голубое, почти точь-в-точь как мамино, но короче и более закрытое. Кажется, прежде я его не видела.
Я надела платье, скорее даже втиснулась в него – шили его у маминого любимого портного по имеющимся меркам. На заметку: снять мерки заново.
Терпеть не могу чулки. На секунду я задумалась, простят ли мне голые ноги, но нет – платье слишком короткое. Теперь туфли в тон – боже, ну и каблук, дюйма четыре. Еще одна ночь на шпильках.
Раздался стук. На этот раз заглянула Пенни. Пришла меня поторопить.
– Чудесно выглядишь! – восхитилась она.
В дверях я задержалась и коротко глянула на свое отражение в зеркале. Милое платье, но есть в нем нельзя, как и бегать в таких туфлях. Франческо просто уложит волосы и сделает незаметный макияж, и наверняка получится даже красиво, но все же неестественно. Как улыбка, которую я надену на этот вечер.
Сегодня охрану усилили – впереди и сзади нас сопровождают машины. Задние не похожи на обычные правительственные автомобили. Неужели они правда думают, что достаточно снять узнаваемый номер? Три блестящие новенькие машины с тонированными задними стеклами едут в ряд – надо же, какое совпадение.
Я волнуюсь, когда мы выезжаем за ворота, но сегодня дороги свободны, и мы мчимся без происшествий. Наверняка даже приедем «вовремя»: то есть опоздаем на двадцать минут, что отвечает всем приличиям в мамином представлении.
Мы проезжаем через большую рамку металлоискателя и выбираемся из машины, над головами тут же раскрываются зонты, поскольку накрапывает дождь. В глаза без остановки бьют вспышки – вокруг толпа журналистов. Понятно, для чего мама заставила меня прийти.
Внутри – обычная очередь важных рук, которые нужно пожать, одни лица хорошо знакомы, другие вижу впервые. Сегодняшний благотворительный ужин – это новая задумка галереи Тейт, направленная на поддержку одаренных художников. Их немного среди приглашенных, но они по-хорошему выделяются необычными прическами и нарядами и явно восхищают дам и кружат головы девушкам – нет отбоя от желающих поболтать с ними. Я возвела глаза к потолку. Наверное, мама заметила, потому что тут же ткнула пальцем под ребра. Должно быть, не нашлось ни одной женщины-художника или же членов благотворительного комитета, маминых подруг, между прочим, больше интересует другое.
Шарлиз пришла с родителями. Она утащила нам по бокалу шампанского и увлекла меня на балкон. Пару глотков, и пузырьки ударили в голову, зато улыбаться стало проще.
– Ты видела, как вырядилась Стелла? – фыркнула Шарлиз. – Господи! А этот Лукас, как его там? Он пришел с одним из художников. Просто милашка!
– Что ж, спасибо, – произнес голос позади. Похоже, это и есть Лукас. И ему весело.
Я покачала головой.
– Ты нарушила первое правило сплетницы, Шарлиз: прежде чем обсуждать кого-то, оглядись.