Обреченность

Герман Сергей Эдуардович

— Это твой дневник. Его забрали у тебя во время ареста и я возвращаю его законному владельцу. Это что бы ты не говорил, что для тебя бандит и красный одно и то же.

Костенко вернулся назад, сел в свое кресло. Его и Муренцова разделял письменный стол с роскошным мраморным чернильным прибором. Дорогой стол, из приемной генерал- майора Адрианова, бывшего градоначальника Москвы.

Обоим в голову пришла одна и та же мысль. Стол, это ведь знак. Рубикон, который разделил их отношения на «до» и «сейчас».

Обменялись долгим, пристальным, почти человечьим взглядом. Костенко медленно, с расстановкой выдавил, почти прошептал:

— У-ез-жай. Сергей, уезжай навсегда. Вам уже никогда не победить.

Нажал кнопку звонка.

— Конвой!

Муренцов вскинул на него упрямые глаза, хотел что-то сказать, но опустил голову и молча вышел из кабинета в сопровождении конвойного.

***

Гражданская война и причудливая судьба высоко вознесли Алексея Костенко.

В середине 20х годов он стал сотрудником Закордонной части иностранного отдела ОГПУ. Образование и природный ум сыграли большую роль в его карьере. После личной встречи и беседы с Менжинским, занявшим пост руководителя ведомства на Лубянке, он уже в качестве нелегального резидента был переправлен в Германию, а потом под легендой немецкого бизнесмена во Францию. В его задачу входила организация сети агентуры и ее глубокое внедрение в антисоветски настроенные военные организации, состоящие из белоэмигрантов и объекты военно-стратегического характера Западной Европы. Особое беспокойство Москвы вызывала деятельность Русского обще-воинского союза, который после смерти барона Врангеля в 1928 году, возглавил генерал Кутепов. С приходом нового руководства, РОВС резко усилил свою антисоветскую деятельность. На территорию СССР перебрасывались диверсионные группы, имеющие задачу организации диверсий и террактов, дестабилизации политической и экономической обстановки, убийств политических и военных руководителей советского государства. В Москве было принято решение о похищении Кутепова и его доставлению в СССР.

В ноябре 1929 года в Париж были направлены лучшие специалисты ОГПУ, специализирующиеся на ликвидациях.

В окружение Кутепова под видом преставителей германской разведки, заинтересованых в получении развединформации через разведсеть РОВСа внедрили агентов ОГПУ.

Воскресным январским утром 1930 года генерал Кутепов вышел из своего дома и направился на панихиду по генералу Каульбарсу. Он шел по тихой и зеленой улице де Рюссиле, рассеяно помахивая тростью и совершенно не обращая внимания на двух праздно гуляющих молодых людей, оживленно обсуждающих предстоящий вечер у мадам Дортуа. Обогнав генерала, у тротуара затормозил сверкающий хромом и лаком автомобиль. Ослепительно улыбающийся Йоган Галлерт, он же Алексей Костенко вышел из машины, раскрыв Кутепову свои объятия:

— Майн либер, генерал, чертовски рад вас видеть. Прошу в мое авто.

Заражаясь его доброжелательностью, Кутепов шагнул к открытой дверце автомобиля. Тут же, рядом оказались те самые молодые повесы. Прижав к лицу генерала остро пахнувший носовой платок, они затолкали в салон, безвольно обмякшее тело. Автомобиль неторопливо тронулся с места, шурша шинами выбрался на шоссе и двинулся в сторону Марселя.

Улицы Парижа в этот утренний час были совершенно безлюдны и никто не обратил внимания на таинственный автомобиль, увезший русского генерала. Париж, город любви и цветов, еще не привык к этим странным русским, открывающим стрельбу и похищающим друг друга среди белого дня. Невозмутимо насвистывая Костенко крутил баранку, краем глаза наблюдая в зеркало за тем, как молодые люди сноровисто стянули с генерала пиджак, и закатав рукав рубашки сделали ему укол в вену. Аккуратно протерев место укола ваткой, один из них уложил шприц в кожаный, коричневый саквояж и облегченно произнес:

— Ну, теперь все, часа три будет спать как младенец.

Его напарник молчал, приоткрыв окно, подставив лицо освежающему ветерку. Старший группы Сергей Пузицкий был доволен, пока все шло согласно плана, утвержденного на Лубянке.

Генерал был схвачен, теперь его как можно скорее нужно было доставить в Москву.

Через несколько часов автомобиль был уже у портового Марселя. С автомобильного шоссе был виден кусочек лазурного моря, слышались гудки отплывающих пароходов. Не заезжая в порт похитители свернули к кромке берега, где на волне уже качался морской ботик с людьми, одетыми в морскую форму. Быстро и сноровисто перетащив безжизненное тело в каюту, моряки торопливо отчалили.

Советский пароход уже ждал их на рейде. Дождавшись пароходного гудка о том, что генерал на борту и судно отплывает, Костенко бросил в воду недокуренную папиросу и натянув на руки перчатки, вновь выбрался на шоссе. Его путь лежал в Германию. Алексей почувствовал комок в горле, глядя на исчезающий в утренней дымке белый пароход, спешащий к родным берегам.

***

Летом 1933 года через Житомир проходил эскадрон 30го кавалерийского полка. Стояло раннее утро, радующее глаз. Блестело солнце на отшлифованных подковами и железными шинами булыжниках мостовой, цокали о камни подковы сытых и справных коней. Серые слепни вились над лошадьми.

К стенам домов жались прохожие. Восхищенными глазами смотрели девушки.

Одна из них худенькая, небольшого роста, в белом платьице, стояла на краю тротуара и прижимала к груди книжку. Солнце просвечивало сквозь ткань, и красноармейцы поедали глазами смутные очертания стройных ног и волнующееся кружево нижней юбки.

Перед девчушкой заплясал рыжий конь. Командир эскадрона, с русым чубом из под кубанки и в накинутой на плечи черной бурке, птицей склонился с седла.

— Как зовут тебя красавица?

— Лида...

— А я, Иван. Кононов Иван. Буду здесь вечером. В восемь. Жди меня!

Пришпорил коня и умчался догонять эскадрон. Через неделю девушка стала его женой.

Часть вторая

На окраине Константинополя, в маленьком грязном домике с дырявой кровлей и разбитыми окнами жил генерал белой армии Яков Слащев, еще при жизни ставший легендой гражданской войны.

Победитель батьки Махно. Командир крошечного трехтысячного отряда, отстоявший Крым зимой 1920 года. Дерзкий и отчаянный генерал, повздоривший в эмиграции с самим Врангелем и разжалованный им в рядовые.

Он покинул Крым на последнем военном корабле, успев перед этим буквально впихнуть на уходящий в Стамбул пароход жену с грудной дочерью.

Для него все уже было кончено.

От былой славы белого генерала остались только воспоминания. Несколько истрепанных фотографий, старый офицерский наган с поцарапанной рукоятью, да совсем не толстая тетрадка в коричневом коленкоровом переплете со стихами собственного сочинения.

Я не знаю зачем и кому это нужно,

Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,