Обреченные на месть
Шрифт:
На другой день в девять часов утра мы уже ползли в гигантской пробке, направляющейся в Манхэттен. Через час с четвертью мы наконец-то припарковались у госпиталя на служебной стоянке. На этот раз Морсиано под лобовым стеклом оставил табличку, разрешающую ему занимать любое место, в соответствии с необходимостью.
Опять мы звонили в металлическую дверь с маленьким окошечком из толстого стекла. И так же, как в прошлый раз, дожидались, когда кто-то из персонала откроет нам.
Потом старшая сестра проводила нас и предложила подождать в известном кабинете.
Я принес Ангелине кое-что из одежды.
Доктор разрешила свидание. Детектив отдела ДЕА Нью-йоркской полиции Фред Ди Морсиано представился ей моим другом. И с места перешел в галоп: узнав, что самочувствие Ангелины улучшается, он объявил врачу, что мы вынуждены забрать больную под расписку, чем поверг лечащего эскулапа в шок:
— Но ей необходима усиленная терапия и постоянные лекарства!..
— А нам это необходимо в связи с переездом Ангелины и ее супруга в другой город, — гнул свою линию Морсиано.
— Хорошо, — согласилась врач, — но вы должны будете подписать все необходимые юридические документы, которые в данное время не готовы…
— Хорошо, — чуть-чуть отступил упрямый детектив. — Мы завтра подпишем все, а вы подготовьте бумаги. А теперь оставьте нас наедине с Ангелиной на несколько минут.
Мягко объяснив Лине, что мы должны все вместе завтра уезжать в другой город, мы оставили ей пакет с вещами. И, не обмолвившись об истинной причине нашего отъезда, попрощались. Однако заметили, что скорый выход из госпиталя пришелся по душе Ангелине и значительно поднял ей настроение.
На обратном пути мы не поехали в пустой дом Ростислава Сабитского, а направились в Асторию, в небольшую уютную русскую зарубежную православную церковь Святой Троицы, где встретил нас замечательный священник отец Всеволод, эмигрант второй волны из донских казаков. Его веселый характер сразу же пришелся мне по душе. Он разрешил мне остаться до следующего дня в своем доме.
Фред Ди Морсиано попрощался и уехал, пообещав быть с утра пораньше. Начавший службу, отец Всеволод пригласил меня помогать ему. Это была самая легкая и приятная дань, что приходилось отдавать мне за последнее время, а может быть, и за всю жизнь…
На следующий день ровно в десять утра мы уже были в госпитале «Кабрини». Я подписал все необходимые бумаги, Фред ди Морсиано — поручительство за меня и Ангелину. Выслушав обязательную лекцию по поводу строгой необходимости продолжать принимать лекарства в полном объеме и получив их запас как минимум на месяц, мы втроем покинули госпиталь.
Похудевшая Лина выглядела как старшеклассница, только что сбежавшая с уроков. Я был безумно рад, неся ее увесистую сумку с вещами, где поверх одежды лежали всевозможные сувениры и игрушки, сделанные ее товарищами по несчасью из госпиталя и подаренные ей с искренней любовью.
Все было прекрасно, и даже Морсиано светился, словно новенький юбилейный доллар. Он с видом заядлого заговорщика подмигивал мне и Ангелине. Отец Всеволод и матушка радушно встретили нас. Счастливая и по-детски от всего приходившая в восторг Ангелина повсюду вызывала добрые улыбки. Обрушившиеся на нее солнце, свобода, рождественское убранство домов и собственное счастье переполняли ее, искрились и вырывались наружу, как только что открытое шампанское.
Ирина, дочь священника, отвела нам свою комнату. Отец Всеволод спросил у нас серьезно:
— А вы были венчаны в России, молодые люди?
— Не успели, — ответил я.
— Ну, вот и хорошо, — улыбнувшись, сказал он. — Ирина, — обратился священник к своей дочери, — принеси, пожалуйста, свое свадебное платье, в котором ты так и не повенчалась. Оно сегодня наконец-то пригодится. А вам, друзья мои, — обратился священник к нам с Ангелиной, — я разрешу спать вместе только после венца. А если не пожелаете, будете спать раздельно, — совершенно серьезно добавил он.
— Желаем, батюшка, желаем, — засмеявшись, в один голос объявили мы.
И уже через час все было готово для Царского венца и полного чина венчания.
Довольные Ирина и Фред согласились быть нашими свидетелями и дружками. Перед тем как начать обряд, отче не удержался и пошутил, указав на свою дочь и Морсиано:
— А вы готовьтесь тоже. Будете следующими!..
Мы все вместе дружно рассмеялись. И служба началась.
В храме, кроме нас, матушки и женщины-регента, никого не было. И казалось, в нашем венчании присутствует нечто магически, торжественное. И было это — Божья Благодать. Пропали куда-то все страхи, растворились, как растворяется под солнцем утренний пар от луж. Ушли все кошмары, и стало на душе ясно, чисто и спокойно…
После венчания оказалось, что живущие по соседству женщины приготовили праздничный обед. А регент принесла огромный букет белых и розовых хризантем для Ангелины. Даже наши прежние обручальные кольца казались новыми и сверкали золотым огнем в солнечных лучах. Все было бесконечно прекрасно!..
Пришедшие новые прихожане присоединялись к нам. Отец Всеволод для всех находил доброе, веселое словцо, и люди тянулись к нему. Было здесь значительно теплее, чем в той церкви, где я прежде бывал с Ростиславом и бабой Дуней. Видимо, русская поговорка «Каков поп, таков и приход» имеет определенный мудрый смысл.
После праздничной трапезы Ангелина с Ириной и женщинами отправились в храм на спевку церковного хора. Регент шутила: «После вина у всех должны быть звонкие голоса». А мы с Морсиано и священником уединились в кабинете, чтобы обсудить наше дальнейшее будущее, которое уже в ближайшее время может кардинально измениться. Вкратце рассказав отцу Всеволоду о последних событиях, Фред закончил тем, что все-таки в Нью-Йорке нам с Линой оставаться нежелательно. По крайней мере, до тех пор, пока адвокаты не приведут в порядок все дела покойного Алекса Переслиани и его ныне здравствующей дочери Ангелины, которая должна полностью наследовать все, оставшееся от отца. А пока ни я, ни Лина не можем чувствовать себя в полной безопасности.