Обреченные на вымирание
Шрифт:
– Что, улетел?
– с язвительной усмешкой спросил Герман. Яне отвечал, он расплывался в периферическом зрении где-то слева.
– На Новую Землю?
Я кивнул.
– А тебя что же не взял? Отжал и сплюнул? А?
– Я сам не захотел, - проговорил я тихо, едва шевеля губами.
– Что? Сам не захотел?! Дурак, - сказал Герман и нажал на кнопку. Лифт закрылся, мы поехали вниз. Кабина остановилась на уровень выше того, где располагалась диспетчерская.
Двери разошлись. В трех метрах от лифта в просторном холле стоял босой мужчина
Первым оправился от потрясения Герман.
– Ты кто?
– спросил он.
– Ти-и-ше, - застонал мужчина, - они нас услышат.
Голова его завертелась, задергалась, глаза полезли из орбит. Он сел на корточки, пальцами коснулся пола. Посмотрел на нас безумным взглядом и коротко как-то воровато, словно опасаясь, что его жест заметит суровый надзиратель, махнул нам рукой. Мы переглянулись, вышли из лифта. Незнакомец жестами показал, чтобы мы сели. Мы подчинились. Сидели молча, прислушивались и ждали. Складки комбинезона, собранные под коленями, давили мне на голени, ноги стали затекать.
– Слушай, друг, - зашептал Герман, - выведи нас к посадочному модулю, и мы тебя заберем с собой на Землю.
Мужчина не реагировал. Мертвая тишина сопровождалась тихим гулом с нижних уровней. Незнакомец развернулся к нам в пол-оборота, голова его продолжала ритмично ходить влево, вправо, словно корабельный локатор.
– Друг, - Герман протянул к нему руку намереваясь положить на плечо, но тот дернулся и отпрянул.
– Ладно, не трогаю, - шептал Герман, поднимая руки в примирительном жесте.
– Говори ты, - незнакомец быстро взглянул на меня и снова задвигал головой. Я посмотрел на Германа, тот одобрительно кивнул. Незнакомец вдруг по крабьи боком приблизился ко мне и зашептал с жаром прямо в лицо.
– Быстро, быстро говори, - я почувствовал на коже брызги, в нос пахнуло зловонным дыханием.
Я отстранился и зашептал.
– Нам надо попасть к самолету, на котором мы сюда прилетели, - попытался изобразить самолет, расставил в стороны руки и сделал два крена - влево, вправо.
На лице мужчины мелькнула едва заметная улыбка. Это было хорошим знаком. Если у человека осталось чувство юмора, значит, не так уж плохи его дела. Хотя, кто его знает чему он улыбался. Не отвечая, он привстал, махнул нам рукой и на полусогнутых ногах повел вдоль стены по коридору. Порой останавливался, взмахом руки останавливал нас, замирал, долго прислушивался, затем снова шел вперед. Несколько раз оборачивался, раздраженно тыкал пальцем мне на мотню, шуршащую складками и скотчем, кривил жуткую физиономию. Я пожимал плечами и по-идиотски улыбался.
Метров через двадцать - двадцать пять мы подошли к вентиляционному коробу. Незнакомец бесшумно снял декоративную решетку и нырнул в воздуховод. Мы последовали за ним. Мужчина то и дело нервно шикал, призывая нас к тишине.
От долгого передвижения на четвереньках разболелись колени. Примерно, через полчаса незнакомец остановился над очередной решеткой, долго прислушивался, после чего аккуратно подцепил ее пальцами и сдвинул. Высунулся и еще минуты три всматривался и вслушивался. Затем ловко, как кошка выскользнул наружу. С меньшим проворством и большим шумом мы последовали за ним. К немалому удивлению, мы оказались в посадочном боксе перед самолетом.
– Мужик, ты просто…, - Герман не находил нужных слов и в изумлении мотал головой, - ты просто супер, - наконец, он нашелся.
– Топаем, надо улетать немедленно, - и двинулся к самолету. Незнакомец стоял на месте неподвижно, только голова ходила из стороны в сторону.
– Давай, - шептал я, - полетели с нами на землю, домой.
– Дом здесь, - едва слышно прошептал мужчина, замолчал, прислушиваясь к чему-то, а затем продолжил.
– Земля все.
Я понял, о чем речь. Он говорит о вторжении. Вспомнились черные орды псов, мчащихся к анклаву.
– Хозяин - барин, - сказал Герман, - нам некогда тебя упрашивать. Пошли, - это он говорил уже мне. Затем развернулся и побежал к самолету. Я еще несколько мгновений смотрел на дерганого человека, в груди заныло от жалости к нему. Хотел спросить его имя, но передумал. Развернулся и побежал следом за Германом.
Всю работу за нас делала автоматика. Обратный маршрут сохранился в электронной памяти бомбардировщика. Как и обещал Андрей, керосина в баках осталось достаточно, чтобы вернуться на аэродром «Восточный» и даже с запасом.
Из кабины я увидел Землю… Меня распирало от восторга. Перехватило дыхание. Сотни раз видел ее глазами космонавтов, но представить не мог, как это на самом деле. Меня обуревал шквал из нахлынувших чувств. Таращился во все глаза и не мог поверить, что смотрю на свою Землю. Она была прекрасна. На глазах навернулись слезы, в груди что-то задрожало, завибрировало, ком подкатил к горлу. Вспомнились слова старой песни, которую сейчас никто не поет.
Земля, в иллюминаторе, Земля в иллюминаторе видна,
Как сын грустит о матери, как сын грустит о матери
Грустим мы о Земле, она одна…
Кажется, мои слезы переросли бы в рыдания, не будь рядом Германа. Только его присутствие меня и сдерживало.
Монотонный гул двигателей заполнил тишину. Я всматривался в ледяной, колючий космос, и все старался найти среди мерцающих звезд движущуюся, светлую точку - «Одиссея». Вспоминал последний разговор с Андреем, и никак не мог осознать, что больше его не увижу. Мысли плавно перетекли на анклав, на его жителей и остановились у окна Марии.