Обреченные
Шрифт:
— Вы еще не закончили?
— Уже заканчиваю, — поспешила заверить ее Анна.
Женщина направилась было к одной из многочисленных комнат, но Анна решилась задержать ее:
— Позвольте задать вопрос.
Лицу тут же стало жарко. Не ведет ли себя Анна слишком дерзко? Но отступать уже поздно, она и сама не поняла, как осмелилась обратиться к хозяйке дома.
Оглянувшись вполоборота, жена Генриха все так же холодно сказала:
— Попробуйте.
Анна нервно сглотнула и выдавила:
— Когда вернется ваш муж?
Тонкие брови женщины удивленно изогнулись:
— Зачем он вам?
К встречному вопросу Анна не была готова, лицу стало еще жарче. С трудом совладав
— Я должна сдать работу заказчику.
Пожалуй, такой повод звучал вполне естественно, не зря именно он первым пришел в голову.
Женщина пожала плечами:
— Сегодня он вернется поздно, ближе к ночи, так что можете не ждать. Просто заканчивайте и возвращайтесь к себе. Если будет нужно, мы подадим новую заявку.
Посчитав разговор законченным, женщина покинула холл. Анна выдохнула. Кровь отлила от лица, в висках снова запульсировала боль. Опасения оправдались, обсудить свою проблему с Генрихом ей не удастся. Может, стоит посоветоваться с его женой? Она женщина, она мать, она должна понять ее чувства.
Но вспомнив холодный взгляд, почти на грани презрения, Анна тут же усомнилась в целесообразности такой идеи. Как такое может быть? Чиновники и все их окружение всегда проявляют заботу о народе, чем выше должность, тем больше чуткости к нуждам населения. Именно так утверждают ведущие программ и теленовостей, это же не может быть ложью. Но почему так сложно увязать в мыслях непреложную истину с обликом жены Генриха? Анна явно чего-то не понимает. Конечно, она простой человек и не должна разбираться в подобных вещах. Все, что нужно для нее, ее семьи других таких же семей, давно определено руководством корпорации. Только там способны разобраться, что и кому необходимо, кто и чем должен заниматься, что кому стоит знать.
Как же ей, все-таки, встретиться с Генрихом? Может быть, внести такое изменение в основную программу, чтобы система снова полетела прямо сегодня же вечером? Такое Анне по силам. Но, скорее всего, Анну признают неквалифицированным специалистом, оштрафуют, а сюда отправят другого наладчика. А когда вскроется, что неполадка является следствием откровенного саботажа, это еще более усугубит ее положение, которое и без того уже хуже некуда.
Нет, что бы ни было, Анна должна выполнить свою работу качественно. Ее усердие наверняка зачтется. Если бы только не этот список. Много ли времени выиграла она своим поступком? Как скоро в департаменте заметят пропажу одного из документов? Собственно, он никуда и не пропал, все так же болтается в системе, просто пока остается не заверен Генрихом, Анна стерла его только из компьютера чиновника. Может, стоило влезть в систему и вообще отменить документ или хотя бы исправить список, вычеркнуть из него номер Игоря? Сделать такое с компьютера Генриха наверняка возможно. Анне, конечно, никогда не приходилось заниматься ничем подобным, но как-нибудь разобралась бы. Плохо, что такая мысль не пришла в голову чуть раньше. Но еще гораздо хуже, что такая мысль вообще пришла в голову. Она думает о самом настоящем преступлении против общества, как о поступке, возможном для себя.
Нет, нужно заканчивать работу и возвращаться в свой отдел. А вечером, дома, Анна посоветуется с Михаилом, он наверняка сможет сказать, что им стоит предпринять. Сейчас необходимо проявить себя с наилучшей стороны.
Перезагрузка системы не заняла много времени, после завершения процесса все бытовые устройства, контролируемые ею и обслуживающие весь дом, вернулись в обычный рабочий режим.
Время, потребовавшееся на то, чтобы вернуться на служебном транспорте в свой отдел, также пролетело почти незаметно — все мысли вновь заняло случившееся в кабинете Генриха.
Николай Брунович воспринял информацию без лишних эмоций, просто кивнул и отдал распоряжение вернуться к своим обычным обязанностям. Сегодня он ни словом не обмолвился ни о возможной премии, ни о повышении. Под строгим и одновременно холодным взглядом начальника Анну вдруг прожгла мысль: а вдруг ему уже все известно о том, как она влезла в компьютер заказчика? Хотя нет, тогда разговор наверняка был бы другим. У Николая Бруновича всегда такой взгляд, он же начальник, просто ей после всего произошедшего начинает казаться то, чего нет. Надо попытаться успокоиться. Сложно, конечно, взять себя в руки, когда не знаешь, как долго проживет твой собственный сын, но самой ей все равно сейчас ничего не придумать, необходимо дождаться вечера, когда появится возможность посоветоваться с мужем.
До самого конца смены Анна работала практически машинально, мысли все время возвращали ее к тому злополучному списку из департамента статистики и демографии. В какой-то момент подумалось, а вдруг чиновники, ответственные за список, когда обнаружат, что документ не дошел на подпись, пересмотрят его и увидят свою ошибку. Ведь не безответственные же разгильдяи там работают. Тогда и беспокоиться не о чем, все разрешится само собой. Да, именно так и должно случиться, ведь именно так правильно, справедливо.
От этой мысли стало немного полегче. Сразу вспомнились телерепортажи о работе высших чиновников корпорации, с какой ответственностью и кропотливостью такие люди относятся к своим должностным обязанностям, какую заботу проявляют к нуждам всего населения.
Облегчение продолжалось недолго. А что, если ошибка не обнаружится? Вдруг какая-нибудь случайность не позволит чиновникам понять, что по ошибке в список внесен не тот человек? Конечно, такая вероятность почти полностью исключена, но ведь остается это самое «почти». Ведь одна оплошность уже произошла, попал же ее Игорь в этот проклятый список. Не стоит ли ей самой из дома послать запрос в департамент? Сделать это как-нибудь нейтрально, чтобы никто не подумал, что Анна видела документ, совсем не предназначенный для ее глаз. Как мать, она имеет право задать любой вопрос, касающийся будущей карьеры ее сына. И когда чиновники проверят все данные, ошибка тут же обнаружится.
Да, наверное, следует поступить именно так. Но сначала все равно лучше посоветоваться с Михаилом. Скорей бы уже закончилась смена.
В конце рабочего дня, выходя из вагона на своей станции, Анна оглянулась на соседний сектор. Трудно сказать, было ли это осознанным желанием или машинальным движением головы. Но если бы сейчас на глаза попался тот парень, возможно, это принесло бы некоторое облегчение. Это означало бы, что многие страхи Анны надуманы, человек не может просто исчезнуть. Однако она так и не увидела знакомых глаз. Кто знает, за что мог подвергнуться утилизации безымянный парень с насмешливым взглядом? Может быть, и он попал в список по ошибке?
Впрочем, Анна опять сама отдается во власть самых мрачных мыслей. Она же совсем не знает того парня, ничего не знает о нем. Вполне вероятно, что он утилизирован вполне заслуженно, а может быть, вообще жив-здоров, просто работает в другом месте. Анна сама только что побывала по работе в той части города, куда многим не суждено попасть за всю жизнь ни разу, может и ему пришлось поездить пару дней на заказ. Ведь до того утра, когда он впервые подмигнул Анне, она никогда его не видела. Может, конечно, просто не замечала, но хочется думать, что все обстоит именно так, как рисует воображение в лихорадочных попытках отыскать любое мало-мальски приемлемое опровержение страхам и подозрениям разума.