Обреченные
Шрифт:
— Какое может быть в этом удовольствие? — не поняла Анна.
Леха хитро прищурился.
— Особое, — многозначительно ответил он. — Вспомни, когда ты избила дубинкой того типа, разве ты не чувствовала удовлетворения?
Анна на секунду задумалась, вспоминая, как наносила удары Генриху, затем покачала головой.
— Только злость, — сказала она. — Ты знаешь, что он сделал.
— Ну, если быть точным, убил твоего сына не конкретно он, — с усмешкой поправил Леха. — Его убила система. Система, построенная такими, как он. И била ты не его, а саму эту систему.
— Тебе-то откуда знать? — недовольно пробормотала Анна, уязвленная его излишней самоуверенностью. — Тебя там не было.
— Вижу по тебе, — ответил Леха. —
— Какие еще особенности? — переспросила Анна.
Утверждение, что она чем-то выделяется среди всех прочих, конечно польстило, но, зная тактичность спутника, вернее, полное ее отсутствие, лучше было уточнить, что конкретно он имеет в виду.
— Ты слишком сообразительная, чтобы просто поверить тому, что слышишь и видишь, — произнес Леха. — Ты сомневаешься. Сомневаешься всегда. Вот даже сейчас пытаешься определить, можно ли мне доверять, или я обманываю тебя, как все.
Анна уставилась на спутника долгим пытливым взглядом. Тот повернул голову, посмотрел ей в глаза и усмехнулся:
— Я уже говорил, не доверяй никому. Дольше протянешь.
— А как насчет того, что ты рассказываешь о мегаполисе? — поинтересовалась Анна. — Может, и это все ложь?
— Что касается городов и корпораций, ты сама знаешь правильный ответ, — уверенно заявил Леха.
Анна откинулась на спинку сиденья. Да, тут Леха прав, усомниться в его словах невозможно. И насчет ее сомнений он абсолютно прав. Она сомневалась всегда, такое чувство, что с самого момента появления на свет. Может быть, это что-то врожденное, генетическая аномалия? Вот опять она сомневается — кто более ненормален, она или весь этот мир. Да, Анна не готова принять действительность такой, какова она есть. И не сможет, пока не будет уверена в абсолютной справедливости мироустройства.
— Как живут люди в мегаполисе? — в очередной раз спросила Анна. — Те, кого ты называешь хозяевами.
— Они сами себя так называют, — процедил Леха. — Какое тебе дело до мегаполисов и людей в них? Ты уже никогда не вернешься обратно.
— Потому и хочу знать, — настаивала Анна. — Самой мне этого уже не узнать, расскажи ты.
Покосившись на спутницу, Леха ухмыльнулся:
— Упрямая ты. Наверняка только поэтому еще жива. Ладно, расскажу, что знаю. Таким, как мы с тобой, по телевизору втирают, что руководство корпорации только и делает, что печется о благе всех граждан. На самом деле все члены корпораций просто живут в свое удовольствие. Им нет нужды вкалывать по шестнадцать часов или выслушивать всю чушь о долге перед обществом, которую впаривают нам. Кстати, такие, как ты, их даже никогда не видят. Те, кого работягам показывают по телевизору, на самом деле актеры. Это такие люди, которые изображают других людей. Для хозяев они тоже обслуга, только повыше рангом, чем все остальные, и живут в основной части города, кстати, очень неплохо живут. А крупные чиновники корпораций не утруждают себя тем, чтобы объяснять что-то работягам, если и светят мордой в экране, то только для своих. До таких, как я или ты, им дела нет. Мы для них никто. Мы рождаемся по особому разрешению и живем в долг, не принадлежим сами себе. Всегда обязаны работать, молчать, брать то, что навязывают, выполнять правила и чувствовать удовлетворение.
В сердцах Леха сплюнул в окно, видимо, воспоминания о жизни в мегаполисе вызвали раздражение. Вроде бы, последней своей репликой он не сказал ничего нового для Анны, но подумалось: почему она сама не обратила внимание на это давным-давно, почему до недавнего времени все казалось само собой разумеющимся, почему так легко верилось во все,
Взглянув на спутника Анна снова спросила:
— Зачем корпорация заботится о здоровье рабочих, если хозяевам на нас наплевать?
В ответ Леха разразился хохотом.
— Ты реально думаешь, что все те пилюльки, маски и прочую хрень работягам навязывают, чтобы сохранить им здоровье?
— Мы служим им запчастями, ты сам сказал, — напомнила Анна.
— Это так, — подтвердил Леха. — Но любой мегаполис изолирован от внешнего мира, они и без того защищены от любой заразы. Маски — это лишь один из элементов, прививающих повиновение. Очевидной надобности в них нет, только неудобство, зато приучает к выполнению распоряжений, пусть даже бессмысленных. А вот все эти таблетки — просто пустышки со вкусовыми добавками: безвредные, но и бесполезные, только лишь для того чтобы работяги тратили на них свои баллы, а не скапливали их слишком много на своих счетах. Обслуга в мегаполисах живет в долг, работяги не должны терять чувство, что все у них хорошо, только когда они вкалывают на корпорацию. Когда надобность в них, как в донорах, отпадает, просто в силу возраста, их утилизируют, объясняя тем, что они слишком плохо трудились и накопили недостаточно баллов на старость. А если вдруг рабочие калечатся или серьезно заболевают, на них навешивают штраф за безответственность, опустошают счет и тоже утилизируют. Ну и рождаемость контролируют, чтобы обслуга не плодилась больше, чем требуется. Да ты сама все знаешь, просто раньше смотрела на ситуацию с другой стороны.
Да, Анна все это знала. Знала всегда. Не желала признавать очевидное, заставляла себя верить, но всегда знала.
— Чем занимаются хозяева? — продолжала спрашивать Анна.
Леха пожал плечами:
— Всем, чем пожелают. Хотя, знаешь, там тоже своя иерархия: те, кто рангом повыше, соответственно, имеют больше прав и возможностей. Тот Генрих, к примеру, вряд ли занимал очень уж высокое положение. Но, в общем-то, все они ни в чем себя не ограничивают, просто живут. Всех их полностью обслуживают роботы. Ну, почти полностью. Слышал от одного умного парня из лаборатории, что искусственный интеллект — это телевизионный миф: роботы, которых собирают на заводах такие же роботы, неспособны действовать самостоятельно, только по заложенной в их память программе. А программы создают люди.
— Кто именно?
— Умники из лабораторий. Их отбирают на раннем тестировании, изымают из семей и дают им соответствующее воспитание. Живут они гораздо лучше, чем простые работяги, но, в общем-то, тоже никаких особых прав не имеют.
— Так ты разговаривал с одним из них? — удивилась Анна. — Ведь запрещено общаться гражданам разных профессий.
— Именно поэтому я сейчас и здесь, — ответил Леха с ухмылкой. — Как думаешь, почему обслуге запрещено общение?
— Думала, ты мне расскажешь.
— А мне интересно, что ты сама об этом думаешь. Ты не могла не задумываться о смысле запретов.
Анна ответила не сразу. Конечно, ей часто приходили в голову мысли, насколько соответствуют истине пояснения к существующим правилам, которые без устали раздавали ведущие телепрограмм, и свои соображения по этому поводу у нее имелись. Молчание было вызвано тем, что Леха проявлял излишнюю проницательность, чем не могла похвастаться сама Анна, и это немного раздражало. Можно было подумать, что этот парень со шрамом знает про нее все, это вызывало чувство незащищенности и, в какой-то степени, беспомощности.