Обреченные
Шрифт:
Анна приподнялась с влажного матраса, единственного предмета в комнате, на котором можно было сидеть или лежать. Собственно, кроме этого матраса, источающего запах плесени и грязного человеческого тела, здесь вообще больше ничего не было. Если не считать ржавого ведра в углу, видимо, служившего для того, чтоб справить нужду.
Человек откинул тряпку с лица. Это оказалась смуглая женщина с черными бровями. На вид ровесница, может, чуть старше, хотя Анна не поручилась бы за свою догадку. Кожа на нижней челюсти женщины шелушилась, от чего казалась поросшей светлой щетиной, а на щеках выступали целые
— Последняя, на.
— Что это? — спросила Анна. — Еда?
— На, — повторила азиатка.
Анна приняла чашку обеими руками. Азиатка снова закрыла лицо тряпкой и вышла.
Ни запах, ни само содержимое чашки не вызывали никакого аппетита, однако чувство голода, появившееся еще с утра, обострилось еще больше. В конце концов, вряд ли Анну привезли сюда и посадили на цепь для того, чтобы отравить.
Странная еда на вкус оказалась не более привлекательна, чем выглядела внешне, но все же это было лучше, чем совсем ничего.
Всю ночь Анна проворочалась на матрасе. Цепь давила на горло, замок на шее не позволял устроиться поудобнее, чувствовался холод, периодически что-то покалывало. Вспоминалась ночь с Лехой в салоне его автомобиля, его тяжелая крепкая рука на ее теле. Сейчас казалось, что именно там, на раскинутых сиденьях, она первый и единственный раз в жизни спала в условиях абсолютного комфорта, настолько уютно она себя чувствовала. Странно, что вспоминается не квартирка в мегаполисе и удобная кровать, а именно тот автомобильный салон с кучей грязного тряпья вместо одеяла.
Лишь под утро удалось задремать, свернувшись калачиком и пытаясь укрыть драной курткой, подаренной Лехой, всю себя.
Разбудил Анну бесцеремонный толчок в плечо. Над ней стоял азиат с клочковатой бородкой. Он что-то произнес, затем опустился на одно колено. Анна чуть отстранилась и попыталась подняться, но мужчина удержал ее, припечатав к матрасу тяжелой ладонью.
— Чего ты хочешь? — настороженно спросила Анна.
Впрочем, о причине визита азиата и так было нетрудно догадаться. Если верить Лехе, женщина из мегаполиса, не страдающая набором заболеваний, привычных местным обитателям, являлась очень желанным трофеем для любого мужчины. Где-то в глубине души Анна осознавала, что такое вполне может случиться. Но почему именно этот, даже не сам Халиф?
Азиат ухмыльнулся, приложил палец к губам, затем красноречивым жестом предупредил Анну, что перережет ей горло, если та посмеет сопротивляться.
Как это странно, вроде бы жизнь совсем не мила, кажется, смерть стала бы естественным решением всех проблем, временами Анна просто желала умереть. Но вот сейчас, когда есть реальная угроза распрощаться с жизнью под ножом головореза, умирать не просто не хочется, а по-настоящему страшно. Значит, страх не ушел, как казалось, его лишь притупили усталость и отчаяние. Хуже такой жизни, вроде бы, ничего не может быть, но почему-то именно сейчас не хочется, чтобы она оборвалась. Не здесь и не так. Но и отдаваться насильнику безропотно тоже нет никакого желания.
Бить кого-либо кулаками Анне еще никогда не приходилось, не было ни сноровки, ни опыта, ни решимости. Но вступать
Посреди комнаты стоял Халиф, обнаженный по пояс. Через шею и подмышку правую сторону груди предводителя группировки охватывали бинты, побуревшие над ключицей, а правая рука висела на подвязке. Видимо, минувшим вечером из раны извлекли пулю, именно его стоны Анна слышала.
Упавший на спину азиат приподнялся было, но Халиф ударом ноги вытолкнул его еще дальше за порог, при этом что-то рявкнув на своем языке. Азиат чуть не на четвереньках убрался прочь. Халиф перевел тяжелый взгляд на пленницу.
Анна сидела неподвижно, не зная, то ли поблагодарить за помощь, то ли ожидать еще чего-то похуже. Халиф все так же смотрел на нее, не говоря ни слова. Под его взглядом становилось все более неуютно. Наконец, Анна решилась заговорить первой. Тряхнув цепью, она спросила:
— Можно это снять? Спать неудобно.
На бородатом лице Халифа не проявилось никаких эмоций. На всякий случай Анна поинтересовалась:
— Ты понимаешь?
Неожиданно Халиф шагнул к ней, размахнулся и влепил пощечину. Все произошло так внезапно и, казалось бы, без всякого повода, что Анна даже не успела среагировать. В голове загудело. Хорошо хоть, не кулаком ударил, как в прошлый раз, хотя и от этого вполне может еще один синяк появиться. Если так дальше пойдет, через пару дней все лицо фиолетовым станет.
Халиф отступил на шаг, оглянулся на выход, что-то крикнул. На его зов в комнату вошла та самая женщина, что приходила вчера. В руках она снова держала чашку и, судя по запаху, пищу принесла ту же самую.
Халиф что-то сказал женщине, кивком указал на пленницу, затем достал из кармана ключ и бросил азиатке. Перехватив чашку одной рукой, женщина кое-как подхватила ключ. Поставив чашку на пол, она освободила Анну от цепи, затем вернула ключ Халифу. Главарь банды вышел, оставив женщин одних.
— Что это значит? — спросила Анна.
Азиатка откинула тряпку с лица, успокаивающе похлопала Анну по руке и сказала:
— Ты не бежать. Бежать, тебя убить.
Из дальнейших корявых объяснений азиатки Анна уловила, что она является собственностью Халифа, но пока он не оправился от ранения, ее обязанность — работать. Азиатку Халиф обязал опекать пленницу и следить за ней, если же Анна посмеет сбежать, казнь гарантирована им обеим.
Объяснив Анне, как могла, ее нынешнее положение, азиатка протянула чашку. На вопрос Анны из чего изготовлено это варево, азиатка ответила что-то абсолютно непонятное. Зато удалось узнать ее имя — Дильназ.
Еда показалась Анне не такой мерзкой на вкус, как вчера, похоже, начинает быстро привыкать к местному рациону. В общем-то, аппетита не было совсем никакого, хотя голод, который тоже уже становился привычным, чувствовался достаточно остро, но все же Анна предпочла подкрепиться, неизвестно ведь, когда представится следующий случай наполнить желудок хоть чем-нибудь съедобным. Гораздо больше постоянного недоедания беспокоила горящая щека после нового удара Халифа. Не страх перед следующим возможным наказанием, даже не чувство унижения, все это уже притупилось, только неприятные физические ощущения от пульсирующей боли.