Обреченные
Шрифт:
— А где жить-то нам? — изумился тогда Гусев, указав на пустой, совсем голый берег, на детей, сбившихся в дрожащую кучку. Их хлестал дождь. Он бил по плечам, по непокрытым головам, по босым ногам.
Глянул на детей и председатель поссовета. Глаза сузились.
— Это ваша печаль. Нарожали всякое говно, а теперь на жалость давите? Не выйдет! Нам строители коммунизма нужны, а не эти!
— Но жрать-то им надо? — взвился Виктор.
— Продуктов мы вам привезем. Но не рассчитывайте, что бесконечно кормить вас будем. Лишь на первое время. А дальше — сами. Жить где? Землянки копайте. Лучшего не достойны…
—
— Сначала устройтесь, там видно станет, — ответил представитель власти.
— Лопаты нужны, топоры, кирки. Да и доски, гвозди, — подал голос смоленский священник Харитон, впервые осмелев.
— Кое-что получите. Но не очень-то губы раскатывайте на государственный карман. Врагам народа мы помогать не обязаны, — повернулся ко всем круглой, тугой спиной Волков и заспешил вниз к катеру, вместе с сопровождавшей его свитой энкэвэдэшников.
А к вечеру пришел катер. На нем вернулся председатель поссовета. Харчи доставил. Муку, соль, сахар, крупу. Даже на чай расщедрился. Хлеба мешок привез, на который голодными воробьями накинулись дети. Поначалу их хотел отогнать. Да увидел, как бережно, до крошки ест хлеб ребятня, смолчал. Язык не повернулся отругать. А посочувствовать положение не позволяло. Смолчал представитель власти, сделал вид, что ничего не заметил. А у самого ком в горле застрял. Никого не боялся этот человек, ничего. Кроме, голода. Но о том никто не знал. И позвав мужиков, велел забрать топоры и лопаты, гвозди, мыло, спички и махорку.
За последнее много раз спасибо услышал.
А ссыльные, переночевав у костра, чуть свет шли в ложбину копать землянки. Всяк для себя, для своей семьи. Горе, оно хоть и общее, но выжить, выдержать, устоять, хотелось каждому. И все торопились. Власть предупредила — со дня на день холода начнутся. Тогда кто не успеет — не выживет,
Семья Гусевых спешила. Копали землянку трое взрослых. Даже старший сын помогал. Не разгибаясь, не отдыхая, забыв обо всем на свете. Порою в глазах рябило. Некогда поесть, оглянуться, сделать глоток воды. Спали мало. Ладони, плечи, ноги, спины— затекали от усталости. Но утром, чуть свет, сцепив зубы, все снова брались за лопаты.
Через десяток дней землянки были готовы.
Председатель поссовета, как обещал, выдал доски на обшивку, на потолок. И, оглядев нехитрые жилища, сказал, как высморкался:
— А чего еще вам желать? Не сдохнете от холода теперь. Л коль и сдохли б, места нам не занимать, земли много…
Силантий вздохнул, услышав такое и спросил тихо:
— Нам бы свечек малость. Не то впотьмах и поесть тяжко и помолиться не видно куда.
— Ишь чего захотел! Света ему не хватает. Скажи спасибо, что жив!
— Не тебя же мне благодарить, супостата! Все отняли, забрали, а нынче еще изгаляешься! Не в долг прошу. Пусть малые деньги, да при себе имеем.
— Я не посыльный для вас. Не могу и не буду просьбы гадов выполнять! — вскипел Волков.
— Это с чего я гадом стал? — ответно вскипел и Силантий.
— За доброе в ссылку не попадают! — обрубил председатель поссовета и пошел оглядеть другие землянки.
Виктор Гусев вместе с Дуняшкой и детьми ловил рыбу на зиму. Рядом с ним другие ссыльные. Тоже о пропитании на зиму заботились. Сыновья прикатили в землянку несколько пустых бочек, выброшенных приливом. Дуняшка
Примеру Гусевых последовали и другие ссыльные.
Но однажды, среди ночи, услышали люди крик. Хриплый громкий, с мольбой о помощи. Выскочил из своей землянки и Виктор Гусев. Не послушал отца, увещевавшего не совать нос в чужие дела. Крик доносился из землянки священника Харитона, оказавшейся самой крайней от реки. К нему на запах гниющих рыбьих потрохов пожаловал медведь. Вначале потроха сожрал, взявшиеся душком. Потом влез на кровлю землянки за вялившейся рыбой и провалился в землянку. Не выдержали тонкие доски громадного зверя. И он, рявкнув от неожиданности, оказался в постели Харитона.
Проснувшийся священник долго не мог понять, что на него свалилось и откуда. Вначале призывал на помощь Бога, а потом, сообразив, кто попал к нему, на помощь людей стал звать. Те сбежались с топорами и лопатами. Зверя уложили тут же. Все шестнадцать мужиков явились на зов о помощи. Кто-то факел зажег. При нем увидели и убили зверя. Свежевали при свете костра. У Харитона, первого из ссыльных, появилась в землянке медвежья шкура. А у ссыльных в ту ночь на много лет изменился уклад жизни. Головою своей общины назначили они «политика»— Никанора. В помощники определили отца Харитона. И навсегда отказались жить всяк по себе. Сообща оно куда как надежнее и спокойнее. А предложил это старый Силантий, пришедший к мужикам лишь, когда освежеванный медведь был порублен на куски.
Теперь ссыльные не прятались по землянкам вечерами. Заметно углубив, расширив впятеро землянку Харитона, засиживались у него допоздна. За долгими разговорами живее дело спорилось. Кто-то ложки выстругивал из плывуна, другие плели маты из сушеной морской капусты, рыбацкую сеть из нескольких обрывков.
При тусклом свете жировика из медвежьего сала люди отогревались здесь душой. Без баб, без спиртного им не было скучно.
Виктор Гусев учился всему, что ему нравилось. Наловчился в землянках печки делать из железных бочек. Теперь люди в тепле зажили, в благости. Потом приноровился из плывуна забавные игрушки детям вырезать. За все, что брался — получалось у человека. Но и его не обходило горе. В ту первую зиму на новом месте Силантий учил сына своему знахарскому делу. Вдвоем они приняли первые роды у ссыльной, уже немолодой бабы. Потом лечили детей и старух от насморков и поносов. Стариков от радикулитов и подагры.
Виктор запоминал быстро всякую траву, каждый цветок и корень. Для лечения все шло в ход. Даже морская вода. Ею полоскали горло от ангин, изгоняли соль из тела. Ею промывали глаза от слепоты. И даже серый морской песок, прогретый на куске жести, прогонял простуду из людей.
Председатель поссовета, наведавшийся к ссыльным глубокой осенью, изумился четкому распорядку в земляночном селе. Поразило его и то, что здесь никто не сидел без дела. Все были чем-то заняты. Мужчины заготавливали на зиму плывун. Старики плели сети из обрывков, выброшенных морем. Старухи плели маты из морской капусты. Дети ковырялись в приливном мусоре, вытаскивая из него все полезное, что могло послужить в землянке.