Обреченные
Шрифт:
С этой девчонкой изначально все было не так. Она просто другая. Не простолюдинка. Все в ней другое: и манера говорить, и красота ее такая нежная и в то же время ослепительная. Глаза особенно, как два темных омута. Она мне нравилась, несмотря на пропасть между нами. Нравилась тем, что не ныла и ни одной истерики не устроила. Я ожидала, что с ней будут проблемы, но их не было...Проблемы постепенно возникали у меня.
– Быстрее, девочка. Я устала, как собака. Спать хочу.
Повернулась к ней и замерла...она так сосредоточенно рану промывает и язычок розовый прикусила, а на лице...на лице совсем иное выражение. Не такое, как всегда. Каждый раз как дотрагивается,
Откинулась на спинку стула и ногу на стол закинула, запрокидывая голову и посматривая из-под ресниц на свою пленницу. Стоит в одной ночнушке, тонкой настолько, что все тело подсвечивает, а у меня резко в горле пересохло, когда на ее грудь посмотрела и на тонкую талию...Подол оборванный, и мне колени видно и лодыжки тонкие, и пальчики на босых ногах.
Отвела взгляд, а перед глазами картинки проносятся, где она на моих шкурах голая лежит с раскинутыми в сторону ногами, а я ее за эту лодыжку держу и грязно имею пальцами.
Им иммадан...резко выдохнула и зло сказала:
– Шей уже. Хватит возиться. Дамасом рану залей и шей.
***
Вздрогнула, услышав ее приказ, злость эту в голосе.
– Смею напомнить вам, деса, - мельком посмотрела на нее, смачивая тряпку в воде, - что ваша рана нанесена не мной.
Она зло прищурилась, а я опустила голову и продолжила смывать кровь. Опустила ладонь на ее голую грудь, так же залитую кровью, и сглотнула, заметив, какими острыми стали соски.
Быстрый взгляд на нее, а она всё так же, прищурившись, смотрит на меня, будто реакции моей ждет. Медленно провела тканью по ее коже, невольно задев мизинцем сосок и снова вздрогнув от этого прикосновения. О том, что деса предпочитала женщин, знала каждая собака в этом лагере. Для меня единственной оказалось это шоком. Когда увидела, как на одном из застолий какая-то блондинка в ярко-красном платье вспорхнула на колени к предводительнице и обвила руками ее шею, а та рассмеялась и смачно шлёпнула подругу по мягкому месту. И, видимо, только присутствие детей удержало их от последующей демонстрации. А вечером, после того, как мы убрали всё со стола, я зашла в свой шатёр и остолбенела, увидев ту самую девку абсолютно голой на коленях у Далии. Брюнетка исступленно посасывала ее грудь, а та извивалась на ее бёдрах, громко постанывая и взывая к Иллину. А потом Дали вдруг оторвалась от нее и внимательно посмотрела на меня, продолжая пальцами ласкать девушку.
Я бросилась прочь из шатра и убежала к берегу реки Лаи, где и провела всю оставшуюся ночь в молитвах Иллину.
И сейчас в ее глазах был тот же самый вызов, смешанный с долей насмешки.
Я снова провела тряпкой по ее груди и уже намеренно задела снова пальцем сосок, опустила ладонь под грудью и прошлась напоследок тканью по ребрам.
Мне было неудобно стоять перед ней, а сидеть на холодном полу казалось сущим безумием. Поэтому я задрала рубашку, устраиваясь на ее ногах, и потянулась за флягой, скрывая усмешку. Плеснула на рану и инстинктивно схватилась за ее здоровую руку, сжимая.
– Стоила ли добыча моей десссы, - намеренно растягивая слова и отвлекая от того, что я собиралась сделать, - той боли, которую ей приходится сейчас терпеть?
Наклонившись так, что почувствовала ее горячее дыхание на своей шее, воткнула иголку в мягкое тело и зашипела вместо нее сама. Далия лишь стиснула зубы, отводя взгляд
***
Вначале
Чувствуя, как она на ногах у меня устроилась. Горячая и абсолютно голая под своей ночнушкой. За запястье меня держит и дальше влажной тканью кровь смывает, а сама на грудь мою смотрит. Странно смотрит, даже щеки разрумянились. А ведь знает, что это не безопасно. Давно поняла. Я никогда не скрывала, что равнодушна к мужчинам, и любовниц приводила в шатер, глядя, как убегает маленькая Лори, шокированная моими пристрастиями.
А потом она иголку в плечо вонзила, и я всё же вздрогнула, но не от укола, а от того, что она на ноге моей вертится. Такая горячая...пахнет иначе, чем другие. Шиком пахнет и роскошью. Кожа у нее матовая с золотистым отливом и ресницы длиннющие. Глаза ими прикрыла, нитку губами зажала...а меня от укола иглой пронизало возбуждением, и я невольно талию ее сильно сжала, придвигая по ногам к себе.
– Ты что творишь, малышка? Во что поиграть решила?
За подбородок ее взяла и на себя посмотреть заставила.
– Ты хотя бы правила знаешь? Шей и не ерзай.
***
Резко выдохнула, когда она сжала талию и к себе двигать начала. Смотрит в мои глаза, а у неё во взгляде сам Саанан костры разжигает. Да так, что пламя каждого до небес жутким синим цветом взмывает и пляшет, отбрасывая тени на смуглую кожу. Ощутила себя дичью, для которой костры эти разгорелись. Там, на дне каждого, такая бездна тёмная, что бежать нужно без оглядки. А меня будто затягивает в них, будто кто-то веревкой туда тянет.
Сглотнула, отворачиваясь от нее и чувствуя, как в низу живота тяжелеет от ее тона властного, от того, как смотрит тяжелым взглядом на мою грудь в вырезе сорочки. От этого взгляда соски в тугие комочки сжимаются, и руки дрожать начинают. Закрыла глаза, делая глубокий вдох и снова наклоняясь к ране, делая стежки один за одним. И когда почувствовала, как руки на моем теле расслабились, прошептала:
– Отец всегда учил, что играть нужно по правилам. Что иное поведение не делает чести ни одной из сторон игры. Такое благородство, - последний стежок, и я наклонилась откусить нитку, - привело его к смерти и научило меня, что правила в игре не имеют значения. Главное - ее конечный результат.
Откусила нитку и отстранилась от нее, намереваясь слезть на пол.
– Готово, деса.
***
Хотела слезть с моих колен, но я удержала за волосы сзади, не давая пошевелиться.
– А какого конечного результата ты хочешь?
Дернула к себе, заставляя наклониться так, что теперь я видела ее грудь в вырезе ночнушки почти полностью, и от возбуждения нахлынула ярость...Потому что с ней все как-то по - другому было. Смотрела на меня иначе. Не так, как все эти сучки, которые лезли ко мне в постель за определенные блага, а потом трахались с моими солдатами, удовлетворяя самые естественные потребности. Меня они никогда не хотели. Отдавались, потому что я что-то давала взамен. Кончали, потому что женское тело так устроено, если знать, куда нажимать и где гладить, а где тереть или лизать. Но я им не была нужна. Разве что Сайне…Но та не была нужна мне.