Обрести любимого

Смолл Бертрис

Султан закатил глаза, и визирь увидел, что ему трудно дышать. Однако спустя мгновение его черные глаза снова остановились на Чикала-заде-паше, и Мехмед сказал голосом, в котором сквозила надежда и недоверие:

— Ты подаришь мне вторую девственность своей любимой наложницы, Чика? Мы возьмем ее вместе?

— Если бы не вы, господин, я бы вовсе не получил ее, — последовал льстивый ответ.

— Должен ли я понять, что ночью мы разделим милости этой женщины?

— До той границы, которая не допустит кровосмешения, мой господин, — подобострастно

ответил визирь. — Если вы не будете полностью удовлетворены, я отберу девственниц, чтобы вы смогли развлекаться этой ночью.

Радостная ухмылка расплылась на лице султана Мехмеда.

— Отлично! Отлично! — одобрил он. — Никогда у меня не было друга лучше, мой дорогой Чика! Я рад видеть, что ты обрел прежнюю силу. Это Накш сотворила такое с тобой. Я прослежу, чтобы ее хорошо наградили, но после того как отведаю ее милостей. Ты помнишь то время, когда мы состязались, кто больше испортит девственниц за один день?

Визирь кивнул.

— Я помню, что вы победили, мой господин, — сказал он, ухмыляясь.

Султан встал.

— Пойдем. Поужинай вместе со мной, и мы предадимся воспоминаниям. Расскажи мне еще о Накш. Груди у нее красивые, Чика?

— Они похожи на фрукты из мрамора, и слаще я ничего не пробовал, даже у своей обожаемой Инсили. Ее кожа такая нежная, что малейшее прикосновение оставляет на ней отметины.

У меня все дрожит, когда я вижу следы моих пальцев как свидетельство, что я хозяин ее тела.

— К концу этой ночи ты будешь страстно желать ее, но сначала ты должен выполнить свои обязанности, Чика, — сказал султан добродушно.

— Я всегда исполняю свои обязанности, мой господин, и когда я на вашей службе, и когда свободен, — последовала ответная колкость, и султан рассмеялся.

Они проходили через сад, из которого открывался вид на Город, и неожиданно султан показал рукой в сторону города.

— Посмотри-ка, Чика! Неужели в городе пожар?

Визирь всмотрелся в темноту и увидел красноватое свечение.

— Хассан-бей сделал свое дело быстро, — сказал он. — Это Горит в Балате. Наверное, я должен идти.

— Подожди, — сказал султан. — Я прикажу двум отрядам янычар быть готовыми отправляться в течение часа, но пожар в Балате маленький. Беспорядки только начались, мой друг. Пусть еврейский квартал разгорится как следует до твоего ухода. Сейчас время что-нибудь съесть, Чика.

Мехмед улыбнулся.

— К утру я стану гораздо богаче, а Кира обеднеют. Убей их всех, Чика! Я не хочу, чтобы они преследовали меня в моих снах, как мои братья преследуют меня все эти годы. Я все еще вижу их доверчивые личики, хотя самый старший из них, Мамуд, смотрел на меня понимающими глазами. Он знал! Я по-прежнему вижу эти глаза в моих снах! Убей их всех! Уничтожь их!

— Это конец, — сказала Эстер Кира. Даже в комнатах чувствовался сильный запах дыма. — Тем не менее мы должны каким-то образом доставить леди Бэрроуз на причал. Это дело чести.

— Бабушка! Мы не можем спасти леди Бэрроуз, — возбужденно сказал Илия Кира. — Она умрет здесь вместе с нами!

— Почему

вы решили, что вы должны умереть? — спросила Валентина, приходя в ярость от такой обреченности. — Вы семья Кира, которая пользуется большой благосклонностью правящей семьи. Толпа не решится нападать на ваш дом!

Эстер Кира подняла руку, призывая к молчанию, и в комнате стало тихо.

— Послушайте меня, дитя мое, — терпеливо сказала старуха. — Месяцами султан и его мать держали взаперти в казначействе рабов, которые выкусывали кусочки металла от каждой выпускаемой в оборот монеты. Деньги обесценились до такой степени, что бедняк не мог больше позволить себе купить булку хлеба или чашку требухи для своей семьи.

Такое было неслыханно в Стамбуле. Но что еще хуже, никто не в состоянии остановить это. Сейчас люди взбунтовались, поэтому надо дать им жертвенного козла отпущения. Султан, очевидно, решил, что евреи подходят для этой роли.

— Но вы друзья султана, — возразила Валентина.

— Да, — сухо сказала Эстер Кира, — но мы также самые богатые евреи в Балате, доказательством чему служит наш большой дом, расположенный в самой верхней точке Балаты. Мы бы пережили этот погром так же, как мы переживали другое в нашей истории, будь мы более скромными. Все было бы ничего, если бы мой сын Соломон не построил дом на самой вершине холма. Наши соседи и друзья ниже припрячут свои богатства, а возможно, и сами спрячутся в погребах, чтобы пересидеть нашествие черни. Возможно, кто-то из них сумеет убежать, потому что всегда находятся такие люди. Подумать только, я спаслась из Адрианополя больше ста лет назад, чтобы кончить жизнь таким образом! — Она грустно покачала головой и через минуту продолжила:

— Чернь будет искать самую большую и самую легкую поживу, а мы торчим, как сверкающая корона на голове дурака! Они разберут по камушку этот дом в поисках нашего легендарного богатства. — Она едко рассмеялась. — Однако они найдут только то, что находится перед вашими глазами, потому что основное наше богатство разбросано по разным странам Запада, по многим нашим банкирским домам. Мы, евреи, никогда и нигде не чувствовали себя в безопасности и поняли, что нужно умно распоряжаться нашим богатством, распределяя его так, чтобы наши враги не могли никогда отобрать у нас все или полностью уничтожить нас.

Не успела она закончить, как в дверь громко постучали, и другие женщины в доме стали кричать.

— Молчать! — неожиданно сильным голосом крикнула Эстер Кира, перекрывая их пронзительные визги. — Откройте дверь, дураки! Чернь не умеет стучать вежливо.

Удивленно взглянув на свою прабабушку, Симон Кира поспешил отворить дверь, и в гостиную Эстер Кира вошел широкими шагами Патрик Бурк в сопровождении Мурроу О'Флахерти и графа Кемпа.

— Патрик! — Валентина пробежала через комнату и бросилась в его объятия, которые оказались очень крепкими. Их губы встретились в страстном поцелуе, потом они оторвались друг от друга, ясно осознав, что момент для страстного единения был неподходящим.