Обрести любимого
Шрифт:
— Но как же тебе удалось спастись, мама? — Валентина была совершенно ошеломлена.
— На одну семью возложена обязанность водить лодки смерти с жертвами оттоманских султанов. Они были евреями. Ни один мусульманин не взялся бы за эту работу, полагая, что она приносит несчастье. Эта семья была в должниках у Кира. Эстер предложила им денег, чтобы спасти меня от смерти.
Лодочник выгреб с острова, как бы выполняя свою работу. Но мимо проплывал большой корабль, который загородил его от берега. Твой отец был на борту корабля, и именно он и его друзья с помощью Кира организовали мое спасение.
Эйден с минуту помолчала, потом продолжила свой рассказ.
— Уже позднее, когда мы доплыли до берега, я поняла, что беременна. Я была в ужасе. Несколько недель я хранила это в тайне. — Здесь Эйден покраснела. — В течение короткого времени я была с тремя мужчинами: Явид-ханом, султаном и моим дорогим Конном — в день своего освобождения. Кто из них был отцом ребенка? Как мне узнать? Страх переполнял меня, я запиралась в спальне, отказываясь говорить со всеми, кроме тети Скай. Узнав о моих сомнениях, она ус — , покоила меня и доказала, что отцом ребенка, несомненно, был ее брат, мой муж. Потом я рассказала твоему отцу о своих страхах, и он тоже признал отцовство.
Эйден с надеждой посмотрела на дочь и сказала:
— Возможно, Мег подслушивала у двери спальни, когда вошел твой отец. Видишь ли, она не знала, что я была в плену в Турции. Знал только твой отец, и он боялся, что она может умереть от потрясения, если узнает об этом. Мег сказали, что я была во Франции и что Конн присоединился ко мне позже, что мы были наказаны королевой, но получили разрешение вернуться домой.
— Я верю в то, что Конн твой отец, Валентина, — заявила Эйден. — Он тоже в это верит. Мне жаль, что бред бедной Мег расстроил тебя, дитя мое.
— Почему ты никогда не рассказывала мне об этом? — спросила Валентина мать.
— Потому что в этом не было необходимости, кроме того, я хотела забыть обо всем. То, что случилось двадцать три года назад, мне мучительно вспоминать, и до сегодняшнего дня мне удавалось не думать о том, что было. Тебе не дано понять, какие муки я перенесла, Валентина! Потерять первого ребенка, пока я была в заключении на невольничьем корабле! Выставляться напоказ обнаженной перед чужими мужчинами. Выслушивать, что я никогда не увижу своего любимого мужа.
Отдаваться другому мужчине! Если бы Явид-хан не был добрым и нежным человеком, я умерла бы в неволе.
— Если ты сомневалась, кто отец твоего ребенка, мама, что заставило тебя неожиданно увериться в том, что папа в самом деле мой отец? — спросила Валентина.
— Он был последним из трех, кто обладал мной, — сказала Эйден.
— Ты, возможно, уже была беременна до того, как отец освободил тебя, — возразила дочь. — Ты ведь не можешь быть уверенной, не так ли? Так же не могу быть уверенной и я!
— Явид-хан и я любили друг друга в ночь накануне его гибели, — сказала ей Эйден. — У меня только что кончились месячные. Мои периоды были нерегулярными, с тех пор как я потеряла первого ребенка. Я пробыла
— Это мог быть и принц, и султан, мама, и глупо с твоей стороны верить в противоположное! — набросилась на нее Валентина. — Боже правый, ты обманываешь себя!
— Валентина! — Голос Копна был резок. — Впредь ты не будешь говорить так со своей матерью! — Подавив свой гнев, он сказал:
— Я сам верю, что я твой отец. Твоя мать тоже верит в это. Ты носишь наше имя. Я любил тебя с момента твоего рождения. Я держал тебя на руках через несколько минут, после того как ты родилась. Когда я поглядел тебе в лицо, ты ответила мне взглядом своих замечательных глаз, Валентина, я знал, что ты моя дочь. Я протянул тебе палец, и твой крошечный кулачок обхватил его, но ты поймала не только мой палец, Валентина, ты взяла в плен мое сердце. Ты мое дитя. Я вырастил тебя. Твои успехи были моими успехами, твои печали — моими печалями. Если по какой-то извращенной причуде судьбы кровь, текущая в твоих венах от рождения, не являлась моей, то сейчас она моей стала. Ты не должна сомневаться в этом!
Прекрасные глаза Валентины переполнились слезами, которые потекли по ее бледным щекам.
— Я люблю тебя, — сказала она, — но я должна знать, кто я на самом деле, иначе я не успокоюсь никогда.
— Как ты можешь это узнать? — мягко поинтересовался Конн.
— Я должна поехать в Турцию, — ответила Валентина, сама удивившись своему решению.
— Нет, — простонала Эйден. — О Боже, нет, моя дорогая. Даже не думай об этом.
— Султан Мюрад мертв, Валентина, — сказал ей отец. — Так же как и Явид-хан.
— Тогда должен быть кто-то еще, кто поможет мне, — настаивала Валентина.
— Я умру, если ты поедешь туда, — рыдала Эйден.
— А я умру, если я не узнаю, кто я на самом деле, — твердо ответила ее дочь. — Расскажи мне еще, мама. Расскажи мне о принце и о его семье. И о султане. Помоги мне развязать этот узел, мама, умоляю тебя! Посмотри на меня! Я не похожа ни на тебя, ни на отца, хотя все мои единоутробные братья и сестры похожи на вас. Похожа ли я на кого-нибудь, с кем ты состояла в связи? Расскажи мне, я тебя умоляю! — Валентина помолчала минуту, потом, глубоко вздохнув, заговорила снова. — Похожа ли я на принца или на султана, мама? Скажи мне. Ты, конечно, помнишь их, чтобы знать, есть ли сходство между нами.
— Нет! Я больше ничего тебе не скажу! Твой отец — Конн О'Малли. И никто другой. Я больше ничего тебе не скажу, — кричала Эйден.
— Что ты хочешь скрыть от меня, мама? Почему ты не можешь говорить об этих людях? — закричала в ответ Валентина. — Ты говоришь мне, что ехать нельзя, но больше ничего не добавляешь. Так не пойдет, мама. Этого мало. Я должна знать, я должна!
В течение следующего часа мать и дочь в ярости обрушивались друг на друга. Их голоса разносились по дому до тех пор, пока семья и слуги в тревоге не собрались под дверями библиотеки лорда Блисса. Первым, кто осмелился громко постучать в дверь, был Патрик Бурк.