Обретение любви
Шрифт:
Переступив порог своей квартиры, она всплеснула руками: она же совсем не приготовилась к его приезду! Везде такой беспорядок. Слава Богу, в ее жилище нет ничего специфически дамского, всяких там розовых штор, кошечек и вазочек, но вдруг ему не понравится? Она не купила цветы, не приготовила ничего... Она схватилась было за пылесос, но затем опомнилась. Во-первых, уже поздно, во-вторых, разве она должна волноваться, готовиться, покупать цветы? Пусть волнуется он!
Придя к такому выводу и немного успокоившись, она открыла шкаф. Что же одеть? Нет, вначале надо решить, где она его будет встречать. Может быть, следует спуститься вниз и ждать у двери? Но сколько придется там стоять? Она представила
Приняв душ, причесавшись, она накинула свой коротенький купальный халат и направилась в комнату — одеваться. И увидела стоящего посреди комнаты Роберта! А перед ним на кресле, как на выставке, было разложено все, что Камилла собиралась надеть.
Увидев ее, Роберт смущенно улыбнулся и развел руки, в одной из которых он держал огромный букет роз:
— Дверь была не заперта, — виновато пояснил он. — Я постучал, и она открылась.
Камилла не знала, что ей делать: то ли рассердиться на человека, который так спутал все ее планы и поставил ее в такое глупое положение, то ли... Она шагнула к нему, и Роберт заключил ее в объятия. Вначале она еще думала о том, что так нельзя, это не по правилам, что она сейчас оденется... Но потом она забыла про свой слишком короткий халат, а потом в какую-то минуту (честное слово, она даже не заметила когда) халат и вовсе оказался на полу, по соседству с цветами, и уже ничто не мешало им обоим выражать свою нежность друг к другу. Оказавшись в объятиях Роберта, полностью отдавшись ему, Камилла внезапно краем сознания подумала о Жан-Поле. Она поняла, чего ей не хватало в нем: мужчины, просто мужчины. Он слишком воспитан, слишком вежлив, слишком хорош. Роберт, может быть, грубее, но только с ним она чувствовала себя женщиной.
Она словно забыла себя, растворившись в его ласках. Роберт поднял ее и отнес на кровать. Она даже не успела скинуть домашние туфли, в которых вышла из ванной. “Хорошо хоть я причесалась, подкрасилась, — успела подумать она. — А то как бы ужасно я выглядела”. Однако Роберт, по-видимому, считал иначе. Он осыпал ее бесчисленными нежными поцелуями, шептал какие-то замечательные слова, половину из которых она не понимала. Его ласки становились все более страстными. У Камиллы не осталось уже никаких мыслей. Ничего, кроме ощущения все растущего наслаждения. Она даже не уловила момента, когда Роберт вошел в нее — просто наслаждение стало более жгучим. И, наконец, оно взорвалось в ней, заставив забыть обо всем на свете.
Некоторое время они лежали, совершенно опустошенные. Затем сознание постепенно стало возвращаться к Камилле, и она вспомнила, что ее гость только что проделал путь почти в 600 километров, что он устал и, наверно, голоден. Отправив Роберта в ванную, она стала собирать разбросанное по полу белье. Нет, она все же наденет свое лучшее платье!
К тому моменту, когда Хаген, чистый и выбритый, вновь появился в комнате, декорации переменились: его ждал накрытый стол и Камилла в вечернем платье. Роберт на какое-то время застыл, пораженный, а затем, покачав головой, сказал:
— Говорят, мужчины ценят женщин только в одном наряде — их прародительницы. Но что касается тебя, то я, честное слово, не знаю, когда ты красивее — обнаженная или в этом платье. Ты в нем такая замечательная!
— Ты даже не знаешь, что твоя похвала двойная — нет, тройная, — глядя на него влюбленными глазами,
Роберт подвинул ей стул, налил вина. Никогда его вкус не казался ей столь восхитительным. Глядя на Роберта, расправлявшегося с форелью, она вспоминала о том, что только что произошло, и думала, что это, пожалуй, еще произойдет сегодня, и она снова окажется во власти этого человека. О, она готова к этому!
Внезапно ей в голову пришла одна мысль, и она спросила:
— Скажи, а когда ты пригласил меня в ресторан — ну, тогда, в наш первый вечер, — ты думал, что за этим что-нибудь последует?
— Нет, — ответил Роберт, не задумываясь. — Вовсе нет. Просто мне было очень одиноко, не с кем провести вечер, а ты меня хорошо понимала...
— И я тебе нисколько не нравилась? И ты не мечтал о чем-то таком?
— Конечно, нравилась. Но я действительно ничего не имел в виду. Я не умею ухаживать за женщинами и... как это у вас говорят... волочиться.
— И ты хочешь сказать, что в твоей жизни совсем не было женщин? И нет сейчас? — спросила Камилла шутливым тоном, но сама вся сжавшись в ожидании ответа.
— Нет, Камилла, были, — серьезно, глядя ей прямо в глаза, ответил он. — Была одна женщина...
— Ты ее любил? — догадалась она.
— Да, очень, — просто ответил он.
— И... что же? Где она?
— Она... ей казалось, что она тоже меня любит. Но потом выяснилось, что любила она не меня, а успех, который мне сопутствовал. Ведь я не всегда был конструктором.
— Не всегда? А кем ты был раньше?
— Гонщиком. Я выступал в Штатах на разных соревнованиях, и довольно удачно. Но потом...
— Что-то случилось? — догадалась Камилла.
— Да, я попал в аварию. Конечно, я получил страховку, но какое-то время не мог выступать. Мое имя исчезло из газет. А главное — мне расхотелось этим заниматься. Еще когда я выступал, мне очень нравилось возиться в моторах, я был своим собственным механиком, постоянно пытался улучшить что-то... А когда я попал в больницу, во мне что-то переменилось, и я стал постоянно думать об устройстве мотора. Мне уже неинтересно было бороться за то, чтобы быть везде первым. Первым, вечно первым... Мне это стало просто противным. Какое-то время мне вообще не хотелось садиться за руль, я разлюбил быструю езду. Сейчас это, правда, прошло.
— Да, я это поняла, когда ты ворвался сюда часа на два раньше, чем я тебя ждала, — улыбнулась Камилла. — И что же потом?
— Потом? Ничего. Она от меня ушла. Она заявила, что я стал скучным, предпочитаю проводить время не с ней, а со своими железками. Наконец, она мне объявила, что я просто струсил, испугался получить новую травму и потому бросил гонки, а вовсе не из-за любви к конструированию. Я готов был... я подал заявку на участие в новых гонках на очень опасной трассе, чтобы доказать ей... А потом... Потом в одно прекрасное утро я проснулся и понял, что не надо никому ничего доказывать, а просто надо идти своей дорогой. Еще какое-то время я скучал по ней, она мне снилась, а потом... потом все прошло. Все прошло, — глухо закончил Роберт, глядя в стол и вертя в руках вилку так, словно собирался ее завязать в узел.
— Как ее звали... как зовут? — тихо спросила Камилла.
— Джоан, — так же тихо ответил Роберт.
— И... какая она? Красивая?
— Да, очень. Правда, совсем не такая, как ты. Она высокая, рыжая, с зелеными глазами... и никогда не поймешь, что в них. Я никогда не мог прочесть ничего в ее глазах. Но может быть, довольно о ней? — взмолился Хаген.
— Извини! — воскликнула Камилла и положила свою руку поверх его. — Я не хотела тебя мучить. Я не знала, что это так больно. Мне просто хотелось узнать. Обычное женское любопытство.