Обручальное кольцо
Шрифт:
Пруденс подождала немного. Мэри тактично удалилась, подхватив Питера. Вряд ли эта женщина не замечала подводных течений и напряженности в отношениях хозяев, которая постепенно скапливалась здесь и сгущалась, как пар, оседающий на стенках бутылки.
– Доброе утро, Росс, – тихо поздоровалась Пруденс.
Вспыхнув, она уставилась на свои башмачки. Ей сразу вспомнились бурные ласки Росса, которыми он одарил ее нынешней ночью. После ужина он всегда загорался страстью. Более пылкого и ненасытного любовника невозможно
Но днем Росс становился холодным, напряженным и вел себя отстраненно. Порой он казался таким чужим, что Пруденс хотелось кричать от отчаяния. Она надеялась, что эта пропасть отчуждения появилась только из-за присутствия в доме маркиза, но не могла забыть и о другой причине. Ведь Росс так мечтал об одиночестве, о полном разрыве с отцом. Может, он отвергает Пруденс и Питера потому, что они нарушили его планы, вынудили поступиться своими принципами? А страстные любовные игры – это для Росса своего рода вознаграждение, средство уменьшить свое недовольство?
Росс, казалось, и не заметил румянца, залившего щеки Пруденс. Он кивнул и неторопливо направился к столу, накрытому для завтрака.
– Ты уже поела?
Пруденс отрицательно покачала головой. Росс знаком приказал лакею отодвинуть для нее стул.
– Садись и позавтракай со мной.
Росс наполнил свою тарелку едой. У Пруденс, наблюдавшей за ним, к горлу подступила тошнота. Он впился зубами в отлично прожаренную отбивную, а она с трудом проглотила кусочек тоста и запила его чаем. Только бы Росс не устроил ей очередной допрос! Пруденс сводил с ума этот бесстрастный, профессиональный тон, который он пускал в ход, когда речь шла о ее здоровье.
Конечно, она прекрасно понимала, что опять беременна. В декабре у нее не было месячных, по утрам уже не раз приходилось бороться с тошнотой, стискивая руками живот, который сводили судороги. Но как сказать об этом Россу? Его обращение с Питером заставляло Пруденс призадуматься: а хочет ли он вообще иметь детей? Допустим, хочет. Но вдруг, узнав о том, что скоро на свет появится его собственный ребенок, Росс будет испытывать еще большую неприязнь к Питеру?
Росс поднял глаза от тарелки и нахмурился.
– Почему ты ничего не ешь?
– Это… это из-за погоды, – солгала она. – Целую неделю идет дождь. Такая тоска! У меня совсем пропал аппетит.
Объяснение, видимо, удовлетворило Росса. Он кивнул.
– Дождь измучил нас всех. Хоть бы выглянуло солнце, иначе Тоби сведет меня с ума. Я еще никогда не видел его таким расстроенным и мрачным. Он окончательно ушел в себя. А когда его ум проясняется, только и слышишь: тут «дурная примета» и там «дурная примета». Господи, Тоби опять начал говорить о капитане Хэкетте и клянется, будто тот рыскает повсюду и только выжидает подходящее время, чтобы устроить всем нам какую-нибудь пакость.
– Бедный Тоби. – Пруденс надеялась, что, оказавшись в спокойной
Но Тоби, словно несчастный щепок, повсюду таскался за Россом, а когда хозяин прогонял его, устраивался в саду или в своей маленькой комнатке и сидел, тупо уставившись в пространство, или играл на дудочке.
– Сегодня ты, как обычно, возьмешь его в Лонгвуд? – спросила Пруденс.
– Конечно, он следует за мной, словно тень, – со вздохом ответил Росс. – Когда ты переберешься туда, я постараюсь пристроить Тоби в помощь конюху. Надо чем-то занять его.
– Ты поедешь верхом?
– Хотелось бы. Мне нужны физические нагрузки. Но эта погода… и Тоби… Нет, возьму фаэтон и какую-нибудь норовистую лошадку. Может, хоть это выведет меня из состояния летаргии.
– Когда мы переедем в Лонгвуд-Хаус, как ты думаешь?
– Недели через две, полагаю. Вчера рабочие обивали шелком столовую. Очень красивая французская ткань.
– О, как бы мне хотелось посмотреть! – с восторгом воскликнула Пруденс. – Я не была там уже несколько дней. Но сегодня можно отправиться в Лонгвуд в коляске, запряженной пони.
– Нет, пока не кончится дождь, – отрезал Росс.
– О Господи! – Пруденс тряхнула головой. – Я возьму зонтик.
– Черт возьми, Пру, почему ты так упряма? Путь неблизкий. И ехать в такую погоду вредно для твоего здоровья. Ты можешь простудиться. В последние дни ты стала чересчур бледной. Мне это не нравится.
Пруденс не выносила, когда в его голосе появлялись эти безапелляционно-покровительственные нотки. Как у врача, который знает ответы на все вопросы. Неужели Росс догадался, в чем дело?
– Цвет лица у меня стал бы лучше, будь мой муж поприветливее! – резко ответила она. – Го ты целыми днями пропадаешь в Лонгвуде, то рычишь на всех, словно медведь с занозой в лапе!
– Клянусь Господом, я… – заворчал Росс, хлопнув кулаком об стол, и поднялся.
Пруденс порадовалась его гневу. Надо хорошенько поссориться, и, может быть, тогда атмосфера разрядится. Главное – разбить лед отчужденности.
– Ты стал таким же невыносимым, как и в первые дни на борту «Чичестера»! – поддразнила она Росса.
– Нет, честное слово!.. – Его лицо побагровело.
– По-моему, Росс, я выбрал неподходящий момент для завтрака.
Щеки Росса побелели, и он обратил на отца свой ледяной взгляд.
– Это твой дом и твой стол, Джейсон. Мы не имеем права мешать тебе.
Маркиз вздохнул.
– Судя по твоему настроению, очевидно, бесполезно говорить, что ты здесь – самый желанный гость.
Росс откинулся на спинку стула, вооружился вилкой и ножом и с мрачным видом начал атаковать отбивную.
– Скажи это моей жене. С тобой она будет вести себя более покладисто, чем со мной.