Обручник. Книга третья. Изгой
Шрифт:
Ночевали в станке среди приветливых его обитателей.
Они смотрели на него, как на Бога. А он взирал на них с сожалением.
Ведь больше никогда в жизни их судьбы не пересекутся.
Так говорит ему внутренний голос.
И это будет безусловно так, если он – от Бога.
Обитал там в ту пору некий странник, которому не терпелось продемонстрировать Святителю свою умность.
– Бог всему – интеллект, – сказал он.
– Но сперва – Вера, – как бы полусогласился с ним Лука.
– Ведь
– Это если друзья не понимали его жизни, – чуть подправил его утверждение Лука.
– А правду говорят, – вопросил странник, – что даже глупость от нас не зависит? Она тоже прописана неким генетическим кодом?
– Глупость – это то, что человек позволяет сделать себе сам. Ведь вряд ли кто-то может сказать, что какой-то аховый поступок был написан у него на роду. Это все находится в уголках банального греха.
– А если судьба становится поперек дороги, – снова залюбозначил странник, – так лучше сменить судьбу?
– Как можно сменить то, что предначертано?
Святитель чуть подумал и продолжил:
– Все превратилось бы в хаос неимоверный, как нынешняя дорога по Енисею.
– И все же вы не остановитесь?
– Конечно, – ответил Лука. И уточнил: – Чтобы не изменить Его Величеству Движению.
Странник унес в другую комнату свои вскинутые брови, где далекий голос ему подсказал:
– Что же ты не узнал о том, кто говорит, что познал женщину, наивен он или просто дурак.
На следующем станке его встречали колокольным звоном.
И он служил в местной церкви полноправный молебен.
А потом…
8
Даже если бы Енисей был сплошной дорогой без ледяных торосов, то вряд ли те полторы тысячи верст, что пролегли между Туруханском и Красноярском явили бы собой легкую прогулку.
Это был бы тоже «крестный путь». Но усугубленный ледяными возгромождениями, с добавлением чего-то уже совсем невиданного, делал его путем из преисподней в мир Божий.
Об этом их предупредили загодя.
– Впереди лед разошелся, – сказали встречные вертальщики. – Вам не проехать.
– А если с Божьей помощью? – сверканул кипенно-белыми зубами возница.
Лука утвердительно кивнул.
И они поехали навстречу новой неизвестности.
Нет, скорее известности, но которую, сугубо по-русски, решили игнорировать раньше, чем она возникла на пути.
И картина была сперва удручающей, а потом и ужасающей.
Удручило то, что Енисей пополам, то есть поперек, от берега до берега, разделила трещина, более метра в ширину…
А ужаснуло, что вокруг уже пошли забереги, которые образовала вода, вышедшая на лед.
– Смотрите! – вскричал возница.
И разом все увидели тонущую лошадь и рядом с нею мечущуюся женщину.
На раздумья времени не было.
Его хватило только, чтобы осенить крестным знаменем смельчаков.
А когда беда миновала, собрались на совет.
– Как вы думаете, Ваше Преосвященство? – спросил ямщик.
– Если Бог посчитает, – сказал епископ, – что мы нужны на этом свете, то он распорядится нами так, как ему угодно.
– А если нет? – уточнил ямщик.
– Я приказа не давал, – сказал Лука.
– Но его дам я!
Возница заогневал глазами.
– Только держаться что есть мочи, чтобы не выпасть во время полета.
И он диким гиканьем и арапником разогнал лошадей, и они не только перепрыгнули промоину сами, но и как пушинку перенесли возок.
Отдышивались так, словно таскали мешки.
А когда тронулись ехать дальше, то увидели, как им машет во след женщина, которую они спасли.
9
А вот и Красноярск.
И не столько он сам, сколько здание ГПУ.
Второй этаж.
Молоденький следователь обмакивает в чернильницу перо, долго смотрит на него и, как бы утомившись этим занятием, устало начинает:
– Итак…
И в это время дверь отворяется, и кажется, он соединен с этой дверью, потому как, скрипнув креслом, поднялся во весь рост.
Вошел, видимо, его начальник.
Сама вежливость.
Что-то сказал молодому.
Тот, кажется, щелкнул каблуками.
И вошел другой следователь, сел на место прежнего. Достал допросный лист.
С виду он не казался утомленным предстоящим разговором.
Потому формальные вопросы прошли стремительно.
Только один раз он переспросил:
– Значит, вы из дворян?
– Если не возражаете, – ответил Лука.
– Ну а теперь рассказывайте.
И Лука действительно стал рассказывать. Начал с того, что как епископ четырнадцатого октября, теперь уже прошло два года, произнес проповедь на девятый – тринадцатый стих пятой главы Первого послания апостола Павла к коринфянам, цитируя в ней данные стихи.
Следователь молчал, а Лука продолжал:
– Епископом в Туруханск я не избирался и, естественно, таковым не назначался. Я был епископом Ташкентским и еще Уфимским.
И тут он позволил себе уточнение:
– Был назначен епископом Андреем по уполномочию патриарха Тихона.
– Покойного, – уточнил следователь.
– В Туруханске, – продолжил он, – я совершал богослужения как епископ раз пять, а проповедовал за каждой службой.
– Что? – тихо спросил следователь.
Но Лука решил на это не отвечать, а именно вести рассказ дальше: