Обряд копья

Мирганд Иван

Глава 5

Как не странно, меня не наказали. Дрим просто кивнул мне и ушёл по своим делам, его невыразительное лицо, покрытое коротким ёжиком рыжей бороды, ничего не выражало, но мне показалась в нём едва различимая тревога. Пока я шёл через деревню, видел в лицах ту же тревогу, некоторые подходили ко мне, спрашивали, куда я делся, а потом спрашивали о том, что я чувствовал во время зова. Отделавшись трижды повторённым рассказом, добрался до дома, где мама порывисто встала и обняла меня. Она-то мне и рассказала, что Алем сразу после порки куда-то пропал одновременно со мной. Я крепко прижался

к ней и рассказал о произошедшем со мной.

— Поздравляю, сынок, — произнесла она одновременно торжественно, тревожно и расстроенно. Она почему-то не хотела, чтобы я становился охотником, боялась того, что я стал взрослым, но и не отговаривала напрямую.

Успокоившись, она снова вернулась к вязанию. Это был её крохотный уголок спокойствия, в котором она пряталась от всех бед и тревог, когда ничего больше не могла сделать. И она была в этом лучшей, как и её мать, как и её бабушка… Потому ей доверяли работу с самой ценной шерстью, выдавали ей травы, какие она попросит, чтобы вплести в тонкую шерсть растительные волокна. Из таких материалов она могла связать одежду, которая не уступала по прочности коже, а иногда была прочнее даже стихийной стали, которую изредка выплавлял наш кузнец, если находил подходящее сырьё. Такое случалось редко, потому ковал он только самые сложные артефакты.

Кстати, про Трога, кузнец задолжал моей матери и пообещал, что сделает мне нож с кромкой из стихийной стали. На моё двенадцатое цветение! То есть ещё вчера должен был быть готов! Совсем забыл за всеми событиями об этом!

— Кстати, зайди к Трогу, он сковал обещанный нож, — мама будто прочитала мои мысли. Подняла взгляд от вязания, заговорщически мне подмигнула.

Ох, каких мне усилий стоило не побежать со всех ног сразу, меня так манило в кузницу, будто снова зов стихии. И лишь закрыл за собой дверь, припустил так, что земля из-под ног полетела во все стороны! Обогнул дом близнецов Лимы и Дрека, всполошил их куриц, перепрыгнув ограду вокруг курятника. Пролетел его насквозь и выскочил с той стороны.

У дома Алема я застыл, как вкопанный. Там с пустым взором сидела Лиме, его мать. Голова была опущена, глаза смотрели куда-то вниз, она медленно раскачивалась и что-то говорила, но беззвучно. Я со всей силы пожелал превратиться в маленького ловкого зверя, чтобы неслышно пройти мимо. Конечно же, я запнулся и нашумел, но женщина никак не отреагировала.

Сразу за их домом располагалось высокое здание мельницы, похожее на танцующую женщину. Тонкое, с длинными ногами, скрытыми за широким подолом платья. И четырьмя руками, которыми она постоянно вращала. Здесь всегда гуляли курицы, но каждый день их сменяли, чтобы никто не был обижен тем, что на общих харчах чьи-то конкретные куры отожрались больше прочих.

И ещё чуть в стороне от мельницы располагалась кузница, от неё по округе разносился шум, потому её спрятали за мельницей. Уже на подступах я почувствовал горький и терпкий запах синего огня, которым владел Трог. Почему-то всё, что горело этим огнём — пахло именно так, и этот дух прекрасно отгонял мошкару от деревни, за что все были весьма благодарны нашему кузнецу. Особенно сейчас, когда пришло цветение, и вся гнусь активизировалась.

Кузница встретила меня открытой дверью и волной жара от неё. Заходить внутрь было строжайше запрещено, но у двери висело большое зеркало из отполированного до чистейшего блеска серебра. Это был предмет гордости

Трога, такое было во всей деревне только одно, потому здесь часто крутились девчонки, которых кузнец не стеснялся отправлять по мелким поручениям.

Из зеркала на меня смотрел худощавый пацан с короткой торчащей вверх шевелюрой по-детски белых волос. Глаза мамины — чёрные. Нос с горбинкой, по её словам, был папин. А узкий подбородок мне достался от дедушки. Вся моя родня, кроме мамы, ушла из жизни довольно давно, её родителей я ещё застал, но они тяжело заболели и ушли на Кладбище, когда мне было всего четыре. Папу же я ни разу не видел, и кроме его книги, рассказов мамы и носа, у меня ничего от него не осталось. Разве что призрак, который иногда приходил ко мне.

В деревне много у кого не было отцов или матерей — охота была опасным ремеслом, но без поиска трав и сердец животных не было бы стихии, а без неё мы были беззащитны перед чужими. Мне ещё повезло, ведь у меня была родная мать. А у Доры была только старая Нина, которая присматривала за сиротами в нашей деревне. А тех, кто выжил и познал — рано или поздно забирал сборщик познания.

— Дядя Трог! Дядя Трог! — прокричал я в открытую дверь, и мерный звон металла оборвался.

— Кто там? Арен? Это хорошо, я ждал тебя ещё утром, ты куда пропадал? — на порог вышел огромный мужик с торчащей во все стороны сизой бородой, равномерно покрытой подпалинами. Его голая лысина была покрыта потом и ярко блестела на солнце, что было предметом шуток всех детей в деревне.

— Меня стихия позвала на Низкую, дядя Дрим меня вернул в деревню, — почему-то смутился я.

— Хм, значит, соврал ты-таки на суде, было у тебя прозрение. Но раз стихия позвала — значит, всё у тебя будет хорошо, подожди немного, сейчас вынесу твой кинжал.

У меня аж дыхание перехватило от восторга! Кинжал! Он сделал мне не просто нож, а целый кинжал! И скоро Трог вынес его. Тонкая круглая рукоять с шариком в навершии, простые ножны из кожи. А потом он достал его наружу, и я резко почувствовал обиду. Стихийная сталь отсутствовала — она была синеватой, а кинжал с лезвием длиной в локоть был медным пусть и в синих прожилках весь.

— Вижу, что расстроился, — кузнец довольный эффектом разулыбался. — Сталь вся ушла на заказ Дрима, ему для охоты нужен был хороший браслет, который равно выдержит и его стихию, и зубы зверя. Потому не вышло у меня сделать для тебя ножа.

— Но вы же обещали! — по-детски обиженно пропищал я.

— Думаешь, я нарушил слово, а, сорванец? — на миг кузнец зло ощерился, но потом оскал сменился яркой улыбкой подкопченных зубов. — Нет уж, дудки, Трог никогда слова не нарушает. Раз не смог сделать нож с кромкой из стихийной стали — сделал лучше. Это не медь и не бронза. Это чешуйка самого Великого Дракона! Я три отличных точильных камня об неё стёр, чтобы придать форму кинжала!

И всё, я поплыл, волна горячего восторга напрочь смыла тухлую обиду. Чешуйка великого зверя! Это было куда круче, чем просто кромка из стихийной стали, да ещё и кинжал вместо ножа! Я попытался было вырвать из рук кузнеца свою законную добычу, но тот не дал, отдёрнув руку.

— Не спеши, хех. Кинжал твой, это точно, но сначала ты мне дашь обещание.

— Обещание?

— Верно. Ты пообещаешь мне, что никогда не обратишь это оружие против другого человека. Даже если он очень плохой, даже если он виноват, но. НИКОГДА!