Обряд копья

Мирганд Иван

— А ну не борись! Спи! Не хватало мне ещё, чтобы ты постарел раньше времени от боли и страха. Спи! — прорычала Нина. И я, испугавшись, поддался.

Глава 6

Мне снилось моё прозрение, вернее, тот кусочек, который я успел ухватить. Трава — испускающая дымку, дымка — тянущаяся в облака. И так по кругу раз за разом, я пытался пробиться дальше, посмотреть прозрение до конца, но никак не получалось. А потом я вспомнил про медитацию во время зова и попытался

повторить это во сне…

— Вставай, сынок, пора завтракать.

— Ещё минуточку, маам, — вяло ответил я, но тщетно. Сон пропал.

Так что встал я страшно разочарованный. Именно таким меня обняла мама, раздражённым и колючим. Хотелось оттолкнуть маму, но я сдержался, не хватало её ещё обидеть. А потом она без предупреждения хлопнула меня по затылку.

— За что?!

— А то ты не знаешь? Что за глупость пытаться камни отбивать кинжалом? Хотелось потренироваться, так кидали бы мелкие палки!

— Но Трог… — и я заткнулся, понимая, что мама права.

— Ах, Трог! Опять этот болван! Ух, я ему!

— Да нет, мам, он не виноват же…

— Как же не виноват! Наверняка, он и посоветовал камни использовать, старый болван. Третий десяток уже, а всё туда же, — мама была в ярости, отчего её алые волосы заискрились стихией. — Так, ты завтракай, а я пойду и выскажу ему всё! И дождись меня!

И алым яростным вихрем мама убежала к нашему кузнецу, а я вжал голову в плечи, представляя, что сейчас будет там. Кусок в горло не лез, но, заставляя себя есть, я вскоре увлёкся и даже вытащил ещё кусок булки и сыра из шкафа — всё же ужин я вчера пропустил.

А потом вышел на улицу, тут было пасмурно и от того сумеречно, самое то для тренировки. Не стал уходить от дома, как и просила мама. Она вернулась, когда я уже заканчивал вращать конечностями, искры из волос пропали, на лице было очень довольное собой выражение. Мама не стала меня перебивать, но положила рядом со мной целую авоську с короткими палками.

— Заставила Трога сделать снаряды. Вот с ними и тренируйся кинжалом владеть, — гордо подняла голову, расправив плечи, и зашла в дом, откуда вскоре послышался мерный стук спиц.

Когда я закончил и пришёл на площадку, ребята меня уже ждали.

— Ты это, извини… — начал Дрек. — И я сознался, что сам кинул, мне аж пять розг всыпали, но остальным не досталось. Вот.

— Да ничего, зато меня Нина всего вылечила, а то я после зова весь в синяках, царапинах и укусах был. А теперь как новенький, ничего не болит! — и это было действительно так, сломанный вчера палец сегодня уже был цел, будто и не ломался никогда, даже маленького следа не осталось. — Сегодня повторим, но вот с этими палками.

И началось! Первую же палку, которую осторожно бросил Дрек, я разрубил пополам, чем вызвал ликующие крики ребят! На них даже снова прибежала Лиме, но не стала подходить близко, стала наблюдать за нашей игрой со стороны, чем меня страшно смущала.

Каждый

из детей кинул в меня по снаряду, но я больше не смог повторить свой успех с разрубанием, как ни старался, лишь дважды ещё смог отбить. И после из группы ко мне подошёл Дрек и, сияя, протянул мне руку.

— Нет! — тут же я понял, чего он хочет. — Я поклялся Трогу никому не давать кинжал, вот.

И показал ребятне левую ладонь, где остался тонкий длинный шрам. Он зарос сразу ещё у Трога, но его мазь не скрывала шрамы, так что эта белая полоска теперь со мной навсегда. Расстроенный хор был мне ответом.

— Ну, тогда я буду палкой отбивать, я тоже хочу уметь! — упрямо мотнул головой Дрек, длинные белые волосы разлетелись в стороны и собрались назад, будто вихрь.

— Тогда давай вместе стоять, так и веселее будет, и моя тренировка лучше пойдёт, — сказал я после недолгих размышлений.

На том и сошлись. Дети менялись по возрасту, а я стоял и стоял, пока не устал и не захотел сам побросать. Потом снова вернулся. Мы и не заметили, как солнце стало клониться к закату, нас позвали на ужин. А потом был традиционный рассказ перед сном.

Сегодня была моя очередь разжигать костёр. И в этот раз я подошёл к задаче со всей ответственностью, прямо кинжалом нарезал щепок, сложил шалаш и придирчиво его осматривал, пока не пришёл Мимс. Он был ещё совсем молод, на одно цветение старше меня, его чёрные волосы терялись в темноте. Молодой ещё, но умел рассказывать истории красиво. Правда, иногда он рассказывал чужие, изрядно привирая, но всё равно интересно. Его нож встретился с огнивом, высекая искры — его стихия не могла разжечь огонь, да и познал он её ещё очень плохо, едва мог сделать покров.

— Сегодня расскажу про последнюю охоту, — сказал он, когда огонь разгорелся достаточно высоко. — Я ходил с отцом четыре дня назад, аккурат перед сиянием получилось. Пошли мы за Северную гору, добрались до Бурной и вдоль неё пошли дальше. Первый день нам никто не попался, будто спрятались все, а вы знаете, что это значит?

Мы знали: это значит, что там появился сильный чужой.

— Да! — восторженно воскликнула ребятня.

— Вот и мы сразу всё поняли и искали следы. Я же шёл, предвкушая первую победу над чужим! Охотники только тогда считаются взрослыми, когда убили своего первого! Вот!

Вот это да! В тринадцать первого чужого!!

— И вот, идём мы, идём, папа смотрит все следы и показывает мне, рассказывает, что как. И тут он встаёт, как вкопанный, бледнеет весь. Я смотрю туда же, куда и он, а там следы, вроде человеческих. И стою, пытаюсь понять, что не так. Ну, прошёл тут кто-то до нас — чего всполошился то? А папа уже и оружие взял в руки, оборачивается и говорит, значит, что мы бежим назад, я впереди. И я такой: что случилось, то, пап? А он мне и отвечает, что следы это не человека, а чужака, вот так вот.