Обряд на крови
Шрифт:
— Дальше отступили. Еще дальше. Вот так. Стоим на месте, — скомандовал Андрей, убедившись, что егеря выполнили все его требования. Зажав автомат под мышкой, поднял лежащие на земле карабины и, сместившись немного в сторону, поочередно их разрядив, забросил обоймы подальше в снег, чтобы невозможно было их по-быстрому отыскать, проверил содержимое рюкзаков и после короткой паузы отдал новую команду: — Теперь снимаем бушлаты, кладем на землю и отступаем еще на пяток шажков назад. — Подождал, пока они отойдут на безопасное расстояние. Один за другим вывернул все карманы. В боковом, у Назарова, как и предполагал, нашел включенный диктофон. Пришлось вытащить из него кассету, а из найденных позже портативных коротковолновок и сотиков аккумуляторные батареи. — Вот это — батарейки и кассету — я у вас, мужики, естественно, конфискую. И без обид. Иначе у нас с вами никак не пролазит. Такие уж, к сожалению, сложились обстоятельства. А теперь, парни, расстаемся. Как и сказал — по-тихому. Каждый — в свою степь чешет. И не вздумайте
Возвращался на бивуак по своим следам. Так было дольше, но надежнее — стопроцентная гарантия, что нигде не плутанешь, не залезешь в непролазный бурелом по глупости, надеясь покороче срезать путь.
Первое время часто останавливался и, обернувшись, напрягал слух в опаске обнаружить погоню. Потом, окончательно убедившись, что сзади однозначно нет хвоста, успокоился и прибавил шагу: «А мужики, как видно, вовсе не тупые. Прониклись пониманием. Вняли моим увещеваниям. И это правильно. Совсем бы не хотелось мне с ними по-взрослому хлестаться… Как жаль, что не могу я им довериться. Никак не могу. Сейчас никому верить не имею права. А нам бы с дедом их помощь отнюдь не помешала. Лишней бы точно не была… Жаль. Чертовски жаль! Эх, если бы…»
Айкин
тихонько припевает Айкин Пильдунча. Идет по тайге не спеша, смотрит кругом веселыми глазами. Денек хороший. Ласковый. Свежий белый снежок скрипит и скрипит, шуршит и шуршит, отгоняя все дурные мысли.
Идет себе и идет помаленьку. Щуплый, широкоскулый, кривоногий. С темно-лиловым «фонарем» под левым глазом. В перепачканной золой подранной темно-синей фуфайке и растоптанных старых торбасах из ровдуги [26] . На голове — дрянная шапчонка из весенней ондатры, истертая по краям до самой мездры. За плечом — худой солдатский вещмешок, почти пустой. Ничего там нет, кроме завернутой в мешковину трезубой острожки, короткой обструганной дощечки, мотка прочной нейлоновой бечевки с сетяной подборы и маленького топорика с кривой щербатой ручкой.
26
Ровдуга — кожа сохатого.
напевает Айкин, и оживает у него перед глазами светлая знакомая картинка.
Вот он плывет на своей любимой оморочке [27] . Легонькой, верткой, разгонистой. Возвращается домой с хорошим уловом, изредка помахивая длинным тонким веслом.
Мутная желтовато-серая озерная вода льется, стелется под плоское днище, журчит и журчит, звенит и звенит. А под расстеленным от пояса к носу лодчонки брезентовым фартуком громко чмокают, тяжело ворочаются, шлепают по ногам жирные сазаны и толпыги [28] , блестящие, как надраенное бархоткой серебро, сиги и пятнистые темно-шоколадные ленки.
27
Оморочка (берестянка) — лодка из бересты на тонком деревянном каркасе.
28
Толпыга — толстолобик (местн.).
Плывет и плывет, напевая, Айкин, радуясь богатому улову, теплому осеннему деньку. Сидит, тихонько покачиваясь из стороны в сторону да знай себе помахивает легоньким, почти невесомым, ухватистым веселком. Млеет, щурясь под ярким солнышком, подставляя прохладному приятному ветерку вспотевшее лицо.
Ханина — ранина… Какой хороший денек! Скоро приеду домой, Ханина — ранина. Мама ждет! —удар весла.
Брат ждет! —удар весла.
Хрипло выводит Айкин, перевирая, переделывая на свой лад слова старинной нанайской песенки, слышанной еще от деда, и вдруг резко замолкает. Хмурится, больно покусывает задрожавшие губы, замедляет шаг. Неуловимый миг, и все пропало. И нет уже перед глазами светлой, хорошей картинки из прошлого. Раз — и исчезла, растаяла без следа. «Неужели ничего этого больше никогда не будет? И мамы не будет? И брата?»… Говорят, что это он, Айкин, их убил. Зарубил топором по пьянке. Зарубил и сжег вместе с домом. Но он до сих пор не верит в это. Все еще не верит, потому что почти ничего о случившемся не помнит.
Помнит только, как ему сильно повезло, как подстрелил рогача-изюбря из малопульки [29] прямо в сердце. Как они с братишкой Болдой уплетали за обе щеки его еще теплые хрящеватые ноздри, вкусный мясистый язык, отхватывая по кусочку у самых губ отточенными, как бритва, ножами. Болтали с набитыми ртами, то и дело, в избытке чувств, похлопывая друг дружку по плечам, по коленкам, по голове.
Помнит, как смешно тараторила улыбающаяся мама, носилась по летнику из угла в угол, накрывая на стол. Как потом набилось в дом полпоселка. И все одновременно возбужденно галдели и жадно жевали, уплетали за обе щеки, расхваливая, причмокивая от удовольствия, жирную бориксу [30] и макори [31] , слегка отваренную, с кровью, оленину, свежеприготовленную, щедро приправленную уксусом талу из замороженных сигов и ленков, строганину из сырой изюбрячьей печенки и запивали обильное щедрое угощение приторно сладкой недобродившей бражкой и дешевой вонючей паленой водкой. Пили и ели. И снова пили. Без устали, без остановки. Весь день, всю ночь.
29
Малопулька — мелкокалиберная винтовка (местн.).
30
Борикса — жирная кета со шкурой (удэг.).
31
Макори — чистое мясо кеты без костей (удэг.).
Помнит еще, но уже совсем смутно, как потом громко, брызгая слюнями, что-то визгливо кричал окосевший братишка Болда, мертвой хваткой вцепившись ему в грудки. Кричал что-то очень плохое, очень обидное. Что-то совсем неправильное. Кричал и кричал. Орал и орал, как больной, как бешеный…
А дальше — все. Провал! Одно сплошное темное пятно…
Айкин остановился. Задумчиво поковырял в носу, чихнул. Потер костяшкой шершавого грязного пальца переносицу: «Нет. Не буду. Глупо все время об одном плохом думать. Совсем глупо. Тогда совсем худо становится. Вот и не буду. Назло не буду. Только о хорошем». Покачал головой. Грустно, через силу улыбнулся и услышал, как громко забурчало в пустом животе. Сразу же сильно кушать захотелось. Очень захотелось. С самого утра ничего не ел.
Но ружья с собой нет. Ничего нет, а до речки еще идти и идти. Там, конечно, он все равно какой-нибудь рыбки опять наловит. На то он и ульча [32] . Но ведь это еще не скоро будет. Впереди еще два тяжелых затяжных перевала. «Что же делать? — озадачился Айкин. — Желудей накопать? Но ведь этим сыт не будешь… Зайца днем все равно не поймать. И фазана приспавшего в снежной лунке тоже только в темноте палкой убить можно. Да и то такая удача очень редко выпадает». «Карр-арр», — прозвучало откуда-то сверху. Вскинулся так, что шапка с головы слетела. Увидел на макушке высокой березы внимательно наблюдающую за ним серую ворону. Насупился, сердито притопнул ногой и гаркнул на нее во все горло: «Чё ты приперлась, дура глупая?! Не летай за мной! Не видишь, что ли, самому лопать нечего?!»
32
Ульчи — (самоназвание нани, ульча — «местные люди») — малочисленная тунгусо-маньчжурская народность, проживающая в бассейне Нижнего Амура. Традиционные промыслы — круглогодичное рыболовство и охота.
Выместив зло на вороне, Айкин в сердцах сплюнул, поднял шапку, отряхнул ее от снега, но надевать не стал — жарко. Огляделся, наметил себе цель и решительно направился к синеющему вдали кедрачу: «Хоть пока орешками брюхо набью. И то тогда веселее будет».
Шишек попадалось совсем мало — неурожай. Да и те почти сплошь пустые, погрызенные белками да мышами. Долго пришлось лазить по колено в снегу, пока удалось насобирать с десяток кривых, но хоть местами целых.
Разломал одну уродливую, скособоченную, наполовину источенную червяками. Наковырял из нее малую жменьку мелких смолистых орешков. Уже намеревался пустить их на зуб, но так и застыл с открытым ртом, услышав негромкое ворчливое квохтанье. А через мгновение в редком молодом подросте замелькали крупные птицы. Вспорхнули с земли и тут же расселись на разлапистой елке. «Асанна?! [33] — стукнуло в башку. — Вот же здорово! Вот так повезло мне!» Тихонько стащил вещмешок с плеча, развязал его, достал топорик. Стараясь не слишком шуметь, срубил тонкий прямой кленок, очистил его от веток. Быстро смастерил из обрезка бечевки петельку, сноровисто приладил ее к концу палки.
33
Асанна — дикуша (нанайск.) — одна из редких и малоизученных птиц семейства тетеревиных, обитающая на горно-таежных участках Сихотэ-Алиня. Совершенно не боится человека, что поставило вид на грань полного уничтожения.