Обряд
Шрифт:
— Жутко удобная, — пояснила она. — Кажется очень тёплой, но в ней нормально. И карманов полно, и не знаю, как это сказать — в общем, она какая-то ортопедическая, что ли. Всё тело как будто массирует. Я проверяла — в одной майке такого нет, только в куртке. Я уже привыкла — даже вечером всё ещё бодрая.
Владимир только головой покачал. Треск бумаги особого внимания не привлёк, а вот распадающиеся в пыль обрывки… Агата вздрогнула, улыбнулась и только потом оглянулась.
— Класс! — сообщила она громким шёпотом. — Сейчас ещё одну сделаю — проверите, ладно?
Проверили. Срастаются — когда разрывает Владимир, и превращаются в пыль — когда Агата. И никто в кафе не заметил?
— А здесь работает, — подумала вслух Агата, почесав затылок. — Почему? Я пока засниму всё вокруг — потом на снимки погляжу, вдруг что замечу.
И принялась снимать — по возможности незаметно для окружающих. Понятно, что неохота связываться с охраной, даже если по закону придраться не к чему. Агата сделала последний снимок, вздрогнула, и уставилась взглядом в зеркальную стену — смотрела куда-то мимо Владимира.
— Посмотрите, — предложила она, не отводя взгляда. — Туда же, куда и я. Только без резких движений.
Владимир повиновался. Осторожно повернул голову. В отражении видно, что поодаль от их столика — шагах в десяти — стоит та же, или такая же черноволосая женщина во всём красном. С обычной, человеческой головой. Владимир осторожно оглянулся — по эту сторону зеркала там никого нет. Он снова посмотрел в отражение.
Похоже, женщина заметила, что на неё смотрят — кивнула, встретившись взглядом поочерёдно с Агатой и Владимиром. На её плече висела чёрная сумка — похожая на ту, что носит Владимир. Вовсе не дамская. Женщина добыла из неё белую прямоугольную пластину и маркер — и что-то написала на пластине. Повернула надписью к зрителям.
— “Не делайте так больше!” — прочитала Агата вслух, поражённая. — Минуту. — Она вновь достала фотоаппарат и сделала снимок отражения. — Чего не делать-то?!
Женщина, похоже, их слышала. Она спрятала табличку и маркер в сумку, достала оттуда лист бумаги и порвала его в мелкие клочки, глядя в глаза Агаты. После чего молча повернулась и пошла из кафе.
— Может, домой пойдём? — предложил Владимир, едва вернул самообладание. Не очень нравилось выражение лица Агаты.
— Вот ещё! — Агата пришла в себя. — Я сюда пришла за вкусным, и просто так не уйду.
Следующие полчаса прошли во вполне обычных и приятных разговорах ни о чём. Ни Агата, ни Владимир не смотрели больше в зеркала — не сговариваясь.
* * *
За ужином — готовили его вместе — вновь говорили о всяких пустяках. А потом смотрели кино — одну из старых французских комедий с де Фюнесом. Агата, отсмеявшись после заключительных титров, потрепала Владимира по голове и поднялась на ноги.
— Пора баиньки, — заметила она. — Чур, я первая в ванну!
Первая так первая. Вернувшись из ванной, Владимир подумал, глядя на экран компьютера… нет, лучше не садиться. Снова втянется в работу, как пить дать. Интересно, брать ли следующий отгул? Да и зачем обязательно отгул — разрешили же работать дистанционно. Оценку с утра сделать, там уже немного, а там по обстоятельствам. Хотя не выйдет работать дистанционно — капризный заказчик захотел обсуждать подробности дизайна с глазу на глаз с исполнителем.
Агата появилась в комнате — на этот раз в халате. Взглядом спросила — можно? Владимир кивнул — сам уже сидел на диване, осталось только лечь и укрыться одеялом.
Агата погасила свет и, шагнув к Владимиру, уселась ему на колени, лицом к лицу. Привлекла Владимира к себе и медленно прикоснулась губами к его губам. Когда ясность мышления отчасти вернулась, Владимир потянулся ладонью к её щеке и замер — на все предыдущие такие попытки Агата молча отстранялась. Агата кивнула — можно. Он погладил её по щеке, ощущая, что ясность мышления вот-вот покинет вновь, и надолго. Агата прикрыла глаза, держа Владимира за плечи. Владимир погладил её по щеке, затем по шее, Агата уже дёрнула плечом, попытавшись сбросить халат — не получилось с первой попытки…
Агата вздрогнула и открыла глаза. Сбросила с себя ладонь Владимира — и, молча вскочив на ноги, убежала вон из комнаты.
Владимир посидел так ещё пару минут, приходя в себя, затем накинул халат и пошёл на кухню. Ну и денёк…
Агата сидела там, Владимир узнал выражение её лица — как тогда, в кафе, при первой их встрече. Безжизненное, восковое лицо, никаких чувств на нём — кукольная серьёзность. В кухне пахло дождём — и верно, тяжёлые капли били по оконному стеклу, и порывы прохладного воздуха обдавали крупицами водяной пыли. Слёзы стекали по щекам Агаты. Она заметила, что Владимир смотрит на неё, и молча вытерла щёки.
— С вами всё хорошо? — поинтересовался Владимир. Агата покачала головой — нет.
— Не хотела вас обидеть, — сообщила она глухо. — У меня точно что-то с головой. Когда ко мне прикасаются… — Она прикрыла глаза и сглотнула. — Когда я с парнем, всегда начинает мерещиться, что я с дядей. Как тогда, в первый раз. — Она неожиданно крикнула, глядя куда-то сквозь Владимира: — Гори в аду, ублюдок!
Владимир сам не заметил, как его отнесло на пару шагов назад. Он вернулся к столу, молча налил в чашку воды и протянул Агате. Та выпила, всё ещё глядя сквозь Владимира, и лицо её оттаяло, стало живым и печальным.
— Ходила я к психологам, — сообщила Агата, встретившись взглядом с Владимиром. — И к остальным мозгоправам. Толку-то. И дяди давно нет, а всё равно одна и та же мерзость мерещится.
— Что с ним стало? — поинтересовался Владимир, налив по чашке воды им обоим. Агата поблагодарила кивком и взяла свою чашку.
— Они с приятелями обмывали очередной откат, — криво усмехнулась Агата. — Говорят, крепко перебрали. Кто-то из его дружков успел выползти и очухаться, остальные так ласты в бане и склеили. Перегрелись, или угорели, не понять. А потом баня загорелась, уже неясно, почему. Сгорел в аду, как я ему и желала, — фыркнула Агата. — Знаю, знаю, о покойниках или хорошо, или ничего. Не могу я о нём хорошо. — Она поднялась на ноги. — Извините, если что.
— Всё понимаю, — покивал Владимир. — Может, чего-нибудь успокоительного?
— Нет, — покачала головой Агата. — Мне уже лучше. Спокойной ночи!
11. Шапочка из фольги
Владимир не сразу понял, что в своей постели он не один. Просыпаться он привык постепенно: медленно выплывал из сновидения, постепенно принимал реальность яви — обычно успевал выключить будильник за минуту-другую до того, как это мерзкое устройство подаст голос.