Обряд
Шрифт:
— Я ужасно испугалась, — возразила Агафья. Детектор молчит — это правда. — Только чудом всё обошлось. Есть хочу ужасно, но кусок в горло не полезет!
— Я знаю способ, — посмотрел Владимир ей в глаза. — Наталья, можно попросить вас придумать какой-нибудь ужин через полчаса?
— Да, конечно! Всё будет готово!
Владимир повёл Агафью — ноги её держали не очень хорошо — и на последних шагах в апартаменты её практически пришлось нести. Ещё минуты через три Владимир раздел её и внёс в душевую. Через десять минут под горячим душем Агафья начала приходить в себя. “Никак не могу к этом привыкнуть”, подумал Владимир, глядя как Агафья проводит ладонями по возникшему из ниоткуда светлому поясу, и тот отзывается причудливыми узорами, прежде чем вновь стать невидимым. Ещё через пять минут Агафья выбралась из душа, уже вполне бодрая, ещё через пять они сидели в гостиной — Владимир на диване, Агафья у него на коленях, уткнувшись лицом в плечо.
— В теории всё было просто, — глухо сообщила Агафья. — А вот на деле… Я и вправду испугалась. Вы снова спасли меня, вы знаете?
— Знаю, — погладил Владимир её по голове. — Главное, чтобы такие задания не каждый день. Хотя бы через день.
Агафья рассмеялась и выпрямилась.
— Это было самое сложное, — пояснила она. — Теперь мы только наблюдаем. Ходим среди людей, ездим по разным местам и наблюдаем. Есть хочу… — посмотрела она на Владимира почти виновато. — Идёмте, да? Наталья нас ждёт.
* * *
Час ночи. Владимир лежал, прислушиваясь к звукам дождя. Ещё одна странность: по всем прогнозам, быть всей неделе ясной. Но часов в десять вечера из ниоткуда собрались вначале облачка, потом созрели тяжёлые, густые тучи — а потом хлынул ливень. И вот теперь мягкий шелест дождя, задумчивое постукивание по стёклам, и успокаивающий, несущий грёзы ветерок из приоткрытого окна — со слабым привкусом грозы.
…Он стоял у входа в свою спальню — и Агафья стояла напротив, держа его за руки, вопросительно глядя в глаза. И тут накатило — Владимир вспомнил, как они стоят там, в морге, у секционного стола, и Агафья деловито прижимает холодную ладонь Агаты к телефону — с невозмутимым выражением лица. И вновь едва не накатила та, слепая ярость.
— Спокойной ночи, Ганя, — пожелал Владимир и, осторожно освободив руки, шагнул к себе в спальню и закрыл за собой дверь.
…Владимир посмотрел на часы. Ну да, семь минут второго. И сна ни в одном глазу. Владимир оделся — в домашнее — и вышел в гостиную.
Здесь тоже тихо и спокойно, так же шепчет сквозняк, подпевает дробному стуку дождя. И та же сонная свежесть витает… Владимир бесшумно подошёл к двери в спальню Агафьи. Приоткрыта. С Агатой была договорённость: если дверь приоткрыта, просто заходите, не спрашивая. Если закрыта — вначале спросите, можно ли. Будем надеяться, здесь так же.
Мягко светит ночник — Агафья не любит полной темноты. Она сидела на краешке кровати, всё ещё одетая, глядя в окно — и слёзы стекали по её щекам. Агафья встрепенулась, едва Владимир открыл дверь — поднялась, вытерла слёзы и улыбнулась ему.
— Что-то случилось? — спросила она едва слышно. Владимир подошёл и обнял её. И ощутил все её чувства сразу — и горечь, и обиду, и следы того самого страха. Она и вправду хотела познакомиться потом с Агатой, на самом деле не желала ей зла, действительно была уверена, что двойникам ничего не грозит…
Агафья отстранилась и посмотрела ему в глаза.
— Останетесь? — спросила она одними губами. Владимир молча кивнул и бережно прижал её к себе.
23. Если соврёшь — умрёшь
Владимир открыл глаза — выплывать из жаркого, сладкого омута нелегко, но выбора нет: утреннюю молитву не пропускают. Осторожно повернул голову направо — Агафья спит, улыбаясь, лицом к нему. Дождь всё ещё постукивает по стёклам, но на горизонте облака уже расходятся. Владимир добыл телефон из-под подушки — до рассвета ещё почти час, значит — Агафья проснётся через полчаса.
Вчера был очень непростой день, а особенно — вечер. Вообще казалось, что все эти события длились минимум неделю, а не спрессовались в одни сутки. Но то, что всплыло в памяти сразу после того, как Агафья заснула, долго не давало заснуть Владимиру.
…Двадцатого апреля тысяча девятьсот пятнадцатого года, между полночью и тремя часами ночи по всей Земле отметили необычное природное явление — полярное сияние. Оно возникло надо всеми крупнейшими городами планеты — даже там, где по всем канонам ему быть не положено. Буйство небесных огней выманило на улицу сотни миллионов людей, все смотрели на это чудо и не могли насмотреться.
Беда пришла в шесть часов одиннадцать минут утра по Гринвичу. Взорвался вулкан Этна, который проявлял признаки нарастающей активности последние полтора месяца. Оценки, сделанные учёными впоследствии, позволили назвать это извержение самым мощным на памяти людей. Ни извержение Кракатау в 1833, ни взрыв Тамборы в 1815 не могли бы сравниться с подобной яростью стихии. В воздух было выброшено, по самым скромным оценкам, триста кубических километров вулканических материалов, а мощность составила почти четыреста миллионов мегатонн. Мегатонн, о которых в то время никто ещё не знал.
Цунами, прокатившиеся по Средиземному морю, нанесли колоссальный ущерб, точное число жертв назвать было трудно, но они исчислялись миллионами. И сам 1915 год, и два последующих стали “годами без лета”, вулканическая зима оказалась серьёзным испытанием для всей планеты. Могло показаться, что сама природа ополчилась против людей, вознамерившись смести их с лица Земли. Холод, голод, эпидемии, от которых не было ни лекарств, ни вакцин — напасти следовали одна за другой.
И тогда пришли они. Посланцы Владыки Света. Они помогали справляться с последствиями катастроф, восстанавливать экономику, бороться с болезнями. Они умели взывать к неведомо откуда явившейся силе, отвечавшей своим слугам немедленно и мощно. Они не навязывали своей веры, если то была вера. Они отвечали на агрессию, защищаясь — сами не нападали. В день, когда произошла катастрофа, на Земле жило почти два миллиарда людей. Когда удалось преодолеть все последствия и стало ясно, что люди сумели выстоять, их оставалось немногим более двадцати пяти миллионов. Было это в тысяча девятьсот тридцать шестом году. В тысяча девятьсот сороковом люди открыли новый, практически неиссякаемый источник энергии — управляемый термоядерный синтез при условиях, близких к комнатным, тот самый холодный термояд. И эти, и многие другие открытия даровал людям Владыка Света — сам ли подсказал, или помог людям отыскать новые знания — уже не понять. Власть его стала абсолютной, авторитет — непререкаемым. Владыка общался с людьми через своих служителей, им одним дано обращаться к нему непосредственно. Так начался на Земле век процветания, просвещения и гармонии…
…Владимир помотал головой. Исторический экскурс в прошлое “другой Земли” просто появился в памяти, как и многое до него. Историю пришествия Владыки знают все до единого человека на “другой Земле”. Едва только Владимиру удалось задремать, как явилось новое видение.
Он припомнил тот момент, когда Вероника держала его за руки там, в закутке Управы. Но теперь все её слова слышались чётко и ясно, никакого тумана, предельная ясность.
— Владимир, сегодня погиб последний живой свидетель того, что случилось на этой Земле в апреле тысяча девятьсот пятнадцатого года. Эту историю уже изъяли из учебников, подробности знают теперь только высшие иерархи. Очень важно, чтобы вы передали эти сведения, не позволили им погибнуть. Если вы слышите эти слова — значит, вы уже видели живые зеркала и общались с теми, кто по ту сторону. Как только закончится эта передача, отыщите ближайшее живое зеркало, вы должны быть один перед ним, и произнесите три слова, глядя в него: “Тамбора, Кракатау, Этна”. Вам пояснят, что делать. Если у вас нет возможности сделать это незаметно от Агафьи, вам нужно просто дожить до конца дня. Тогда запустятся резервные способы передачи этих сведений. Просто будьте начеку и делайте всё, чтобы дожить до вечера.