Обрыв
Шрифт:
XXII
Весь день все просидели, как мокрые куры, рано разошлись и легли спать. В десять часов вечера все умолкло в доме. Между тем дождь перестал, Райский надел пальто, пошел пройтись около дома. Ворота были заперты, на улице стояла непроходимая грязь, и Райский пошел в сад.
Было тихо, кусты и деревья едва шевелились, с них капал дождь. Райский обошел раза три сад и прошел через огород, чтоб посмотреть, что делается в поле и на Волге.
Темнота. На горизонте скопились удалявшиеся облака,
Направо туман; левее черным пятном лежала деревня, дальше безразличной массой стлались поля. Он дохнул в себя раза два сырого воздуха и чихнул.
Вдруг он услышал, что в старом доме отворяется окно. Он взглянул вверх, но окно, которое отворилось, выходило не к саду, а в поле, и он поспешил в беседку из акаций, перепрыгнул через забор и попал в лужу, но остался на месте, не шевелясь.
– Это вы? – спросил шепотом кто-то из окна нижнего этажа, – конечно, Вера, потому что в старом доме никого, кроме ее, не было.
У Райского затряслись колени, однако он невнятным шепотом отвечал: «Я».
– Сегодня я не могла выйти – дождик шел целый день; завтра приходите туда же в десять часов… Уйдите скорее, кто-то идет!
Окно тихо затворилось. Райский все стоял.
«Куда „туда же“? – спрашивал он мучительно себя, проклиная чьи-то шаги, помешавшие услышать продолжение разговора. – Боже! так это правда: тайна есть (а он все не верил) – письмо на синей бумаге – не сон! Свидания! Вот она, таинственная „Ночь“! А мне проповедовала о нравственности!»
Он пошел навстречу шагам.
– Кто тут? – громко закричал голос, и с этим вопросом идущий навстречу начал колотить что есть мочи в доску.
– Ну тебя к черту! – с досадой сказал Райский, отталкивая Савелья, который торопливо подошел к нему. – Давно ли ты стал дом стеречь?
– Барыня приказали, – отвечал Савелий, – мошенники в здешних местах есть… беглые… тоже из бурлаков ходят шалить…
– Врешь все! – с досадой продолжал Райский, – ты подглядываешь за Мариной: это… скверно, – хотел он сказать, но не договорил и пошел.
– Позвольте о Марине слово молвить! – остановил его Савелий.
– Ну?
– Нельзя ли ее в полицию отправить?
– Ты с ума сошел, – сказал Райский, уходя. Савелий за ним.
– Сделайте Божескую милость, – говорил он, – хоть в Сибирь сошлите ее!
Райский погружен был в свой новый «вопрос» о разговоре Веры из окна и продолжал идти.
– Или хоша в рабочий дом – на всю жисть… – говорил Савелий, не отставая от него.
– За что? – спросил вдруг Райский, остановившись.
– Да опять того… почтальон ходит все… Плетьми бы приказали ее высечь…
– Тебя! – сказал Райский, – чтоб ты не дрался…
– Воля ваша!
– Да не подсматривал! это… скверно… – сквозь зубы проговорил он, взглянув на окно Веры.
Он ушел, а Савелий неистово застучал в доску.
Райский почти не спал целую ночь и на другой день явился в кабинет бабушки с сухими и горячими глазами. День был ясный. Все собрались к чаю. Вера весело поздоровалась с ним. Он лихорадочно пожал ей руку и пристально поглядел ей в глаза. Она – ничего, ясна и покойна…
– Как ты кокетливо одета сегодня! – сказал он.
– Вы находите простенькую палевую блузу кокетливой?
– А пунцовая лента, а прическа, с длинной, небрежно брошенной прядью волос на плечо, а пояс с этим изящным бантом, ботинки, прошитые пунцовым шелком! У тебя бездна вкуса, Вера, я восхищаюсь!
– Очень рада, что нравлюсь вам; только вы как-то странно восхищаетесь. Скажите, отчего?
– Хорошо, скажу, пойдем гулять.
– Когда?
– В десять часов.
Она быстро и подозрительно взглянула на него. Он заметил этот взгляд.
«Напрасно я сказал так определительно – в десять часов, – подумал он, – надо бы было сказать часов в десять… Она догадалась…»
– Хорошо, пойдемте! – согласилась она, подумавши, – теперь еще рано, нет десяти часов.
Она села в угол и молчала, избегая его взглядов и не отвечая на вопросы. В исходе десятого она взяла рабочую корзинку, зонтик и сделала ему знак идти за собой.
Они шли молча по аллее от дома, свернули в другую, прошли сад, наконец, остановились у обрыва. Тут была лавка. Они сели.
– Вера! – начал он, едва превозмогая смущение, – я нечаянно, кажется, узнал часть твоего секрета…
– Да, кажется! – холодно сказала она, – вчера вы подслушали мои слова…
– Нечаянно, клянусь тебе честью…
– Верю, – перебила она, взглянув на него мельком, – ну что же?
– Ничего… Итак… ты любишь кого-то! Сомнения исчезли и… Но кто же он?
– Не скажу, не спрашивайте! – сухо сказала она.
Он вздохнул.
– Сам знаю, что глупо спрашивать, а хочется знать. Кажется, я бы… Ах, Вера, Вера, – кто же даст тебе больше счастья, нежели я? Почему же ты ему веришь, а мне нет? Ты меня судила так холодно, так строго, а кто тебе сказал, что тот, кого ты любишь, даст тебе счастья больше, нежели на полгода? – Почему ты веришь?
– Потому что люблю!
– Любишь! – с жалостью сказал он, – Боже мой, какой счастливец! И чем он заплатит тебе за громадность счастья, которое ты даешь? Ты любишь, друг мой, будь осторожна: кому ты веришь!..
– Пока еще самой себе…
– Кого ты любишь?
– Кого? – повторила она, глядя на него пристально бесцветным, загадочным «русалочным» взглядом. – Да вас…
У него захватило было дух.
Внизу в роще раздался в это время выстрел.
Она быстро встала со скамьи.
– А это что: это… он? – спросил Райский, меняясь в лице.